Отец и сын

И это главная нота фильма – за что Каин убил Авеля. Получается, фильм этот о том, КАК НУЖНО ЖИТЬ ЧЕЛОВЕКУ, путь-история стяжания духовного серебра. То есть, человек проявил себя однажды – слизняком и наимерзейшим червяком, и кем стал в конце жизни? – Угль горящий! Вот какая жизненная ситуация: один человек живёт правильно – вникает до тонкости в любое дело, доносы пишет руководству, разумеет грамоте, ведёт многотрудное хозяйство, – а (странное дело!) не угодно это всё Господу – дым от его жертвенника стелется по земле и ест глаза. А другой – живёт «неканонично» – молится не там и не как все, юродствует, но, получается, благоугодна жизнь его в очах Господних. Жертва его (сокрушенный дух) принята Господом, и все без исключения действующие лица фильма признают это. А жертва о. Иова, как он об этом сам говорит, не принимается Богом.

Таким образом, обозначается линия существующего в мирской жизни людей духовного фронта: по одну сторону собираются Каины, по другую – Авели. И вечен этот фронт – Каин стремится обособиться, ему нестерпимо чистое, раскаянное сердце его брата Авеля, его праведность в очах Господних. Вопрос такой: что проще – убить или полюбить Авеля? Полюбить трудно, особенно если стараешься всеми силами благоугодить не Богу, а отцу настоятелю.

Вот и получается у наших критиков, «отцов Иовов», – проще убить Авеля. Я думаю, что если бы в фильме «Бригада» или «Жмурки» исполнитель роли о. Иова, артист Дюжев встретился бы с о. Анатолием, то не стал бы с ним обсуждать, за что Каин убил Авеля, а просто застрелил бы его из пистолета. «Действительно, – спрашивает о. Иов, – за что тебя (о. Анатолия) любить?» Агрессию – ярость и нахрап критиков фильма против личности о. Анатолия – по-человечески понять и простить можно, но нельзя одобрить. Все мы бываем в подземке, соприкасаемся с бомжами и знаем, что это такое.

Как можно заставить себя полюбить подобного нам, но грязного, гнилозубого, неудобного в совместном проживании, юродствующего человека?

Ведь никто, кроме Бога, не интересует его, о. Анатолия, покаянное сердце… В понимании критиков такие личности, как о. Анатолий, пусть они хоть по водам ходят, одним своим видом порочат Церковь. Другое дело – выйдет в телевизоре на амвон какой-нибудь архиерей или, ещё лучше, патриарх – залюбуешься: степенный, с посохом, весь в золоте, алмазами осиянный. А тут такие «неученые простецы» имеют наглость намекать что-то о количестве грехов на голенищах архиерейских сапог.

Но инок – он иной, не так живёт, как все, работает Господеви, ему многое открыто. Вот прискакал к нему о. Иов доложить волю отца-настоятеля – перебраться в тёплые покои с лакированным полом для совместного проживания с о. Филаретом. Сам-то о. Иов готов за такое предложение всю жизнь свою отдать – вот так-то, подле начальства, греться в настоятельских лучах. О. Анатолий поставлен на многотрудную работу не сейчас, и не о. Иовом а, я так думаю, самим Богом.

Критики упрекают его за самовольство, де, почему он не ушел из кочегарки по глаголу о. Иова. Не прошло и нескольких дней, как келья о. Филарета, куда должен был переселиться о. Анатолий, сгорела, а сам о. Филарет с одеялом пришел в кочегарку ночевать, на угольную кучу, и получать духовное врачевание. Так стоит ли к томлению духа ещё добавлять суету сует? Тут старцу и разговаривать-то не о чем – всё ясно, и он, юродствуя, выставляя себя полным идиотом, чтобы закрыть тему, говорит о. Иову: «Вот ты чёй-то сказал, а я не понял».

Трудно сравнить духовную высоту о. Анатолия, его близость к Господу с положением о. Иова. Как же образовалась эта высота у старца? А через уголёк… Все критики говорят про грех старца, имея в виду грех его юности – убийство своего шкипера. Но сам старец многажды говорит «грехИ». Я думаю, что если он лично знаком (ответ адмиралу) с бесом, то у него могли быть грехи и пострашнее убийства человека. Может быть, он отрекался от Бога, убивая Бога в своей душе? Может быть, он хотел покончить жизнь самоубийством? Я думаю, что бес его крутил на этом Острове покрепче адмиральской дочки Насти, и что уж там происходило в его монашеской жизни – Бог весть. Но разве нужно нам разбирать чужие грехи? Своих не избыть…

Видя в «прямом эфире», как молится о. Анатолий, я понимаю, что это пример истинного сердечного сокрушения для меня, да, наверное, и для каждого христианина. Но вот можно ли с нашим теплохладием достичь такого молитвенного состояния? Вряд ли.

Вот приехала девушка просить «благословение на аборт». О. Анатолий действует, говоря современным языком, как кризисный менеджер. Ему главное сейчас и в сию минуту – спасти ещё не родившегося человека от убийства. И он говорит девушке, что у неё написано на роду быть одной. Что легче (и правильнее) сказать – у тебя на роду написано быть одной или же: сделай аборт, убей ребёнка в утробе и ищи себе мужа для создания «правильной советской семьи»?