Отец Иоанн Кронштадтский

Хула на Духа не простится человекам. Если кто скажет слово на Сына Человеческого, простится ему; если же кто скажет на Духа Святого, не простится ему ни в сем веке, ни в будущем. Толстой хулит христианскую веру и Церковь...

Светские писатели только в землю смотрят и выше земли не подымают сердечного ока своего; но человек сотворен преимущественно для небесного, а не для земного только, и его стан и телесные очи обращены к небу.

Кто же этот Толстой, который диктаторски судит всех и сам себя ставит выше общего суда? Помилуйте, вы бьете по лику и пап, и кардиналов, пасторов, священников, и все они, по-вашему, обманщики, негодяи, а вы – человек праведный, искренний, якобы правду говорящий всем духовным особам, правителям, начальству.

Как больно сердцу, когда в ваших глазах поносят святыню, которою живешь и дышишь, утешаешься с самой юности, – поносят то, что составляет святыню для христианского человечества всех веков, за которую страдали с радостью бесчисленные сонмы мучеников, святителей, преподобных и всех святых, вообще лучшие и благороднейшие из людей, что составляет непреложную истину, которою просвещаются, питаются и укрепляются ум и сердце и все существо человека искренно верующего, – и Лев Толстой попирает все это своими ногами, на глазах всех христиан. Языческие писатели Цельс и Порфирий не ругались так над христианскою верою, как ругается Лев Толстой.

Яснополянский граф находится в великой прелести самообольщения, думая серьезно, что он прав. О, как сатана ослепил его за гордость и надменность! И сколько людей чрез него впали в обольщение!

Не верит он, что А есть А, и учит, что все исповедующие христианскую веру – заблудившиеся, обманутые или самообманувшиеся, что они жертвы гипноза, что им надо пробудиться, чтобы познать толстовские бредни, а по его понятию, истину, – чтобы почесть за источник совершенства человеческий мнимофилософский разум, и романтические бредни ученых нехристей.

И «бесы веруют» в Бога «и трепещут» (Иак.2:19), а Толстой не верует в Бога, а только в таинственное, безличное начало.

Толстой хулит всячески веру христианскую и служителей ее, не зная и не желая знать ее праведной и нелицеприятной истории; поносит ее, как будто она сочинена недавно каким-нибудь обыкновенным человеком, ради своих корыстных целей. Чтобы знать какое-либо и обыкновенное мирское учреждение, надо знать его действительную историю, происхождение и тогда судить о нем правильно; между тем Толстой не хочет знать истории веры и Церкви Христовой или не доверяет ей и грешит против законов ума и справедливости и хочет видеть в вере Христовой только ложь и обман и даже бессмыслие и полное противоречие человеческому разуму.

Толстой не верует в личного святого, праведного и праведно наказующего грешников Бога и потому ругается Ему, – когда читает или слышит о праведном Его наказании грешников, и ветхозаветные казни нечестивцев считает за выражение Его жестокости и злобы. Да истлеет язык рыкающего на Самого Бога.

Библия учит нас чрез боговдохновенных своих писателей, особенно чрез пророков, что Бог есть Творец, Промыслитель и праведный и долготерпеливый Судья всех народов земли и всех царств человеческих и наказывает один народ чрез другого. Толстой не признает этого, он не признает личного Бога, а – какое-то таинственное, безличное начало, безучастно относящееся ко всем и ко всему, и к самому Толстому.

Толстой не верит в слово Божие, не верит в Церковь, в ее учение и таинства, в ее богослужение всеспасающее, всеумиротворяющее, и вместе со своими последователями погибает в своем богоотступничестве, в своей гордости, в своем неверии, в своей беззаконной, порочной жизни.

Особенно смертельной бранью восстает Л.Толстой в своих последних произведениях на великое таинство Тела и Крови Христовых, – не ведает бо, что творит (Лк.23:34)...

Яд змиин, яд греха и смерти, вошедший во все существо человеческое чрез чрево, долженствовал быть изгнанным из него чрез сильное противоядие, которое и есть причащение с верою и покаянием пречистого Тела и Крови Христовой, и это великое таинство есть не только противоядие, но и сообщение человеку правды и святости и жизни Христовой, жизни Божественной, или обожения. «Ядый Мою плоть и пияй Мою кровь во Мне пребывает и Аз в нем».

«Ядый Мою плоть, и пияй Мою кровь, имать живот вечный, и Аз воскрешу его в последний день», – говорит Господь (Ин.6:54). Вот наша христианская, божественная философия и наше христианское, спасительно богословие.

Вместо того, чтобы смириться и покаяться в своем отступничестве, Толстой еще более возгордился, возгордился истинно сатанинской гордостью и хохотом сатанинским, насмеялся над Церковью, которая есть «столп и утверждение истины» (1Тим.3:15).