Откровение

Рассказ "Жар-птица" - это один из самых ярких последних сюрпризов в жизни автора. Но сюрпризом для него эта героиня не стала, т.к. он ее читал, как открытую, давно уже прочитанную книгу, и знал ее действия на несколько ходов вперед. Этого бы опыта нашему читателю.

Заумные фразы, иносказательный язык - все это может только раздражать честного и серьезного автора. Термин "мировая закулиса", запущенный в обиход еще Иваном Ильиным в первой половине прошлого века, заставил Г. П. Климова глубже копнуть этот вопрос в рассказе, так и названном, "Мировая закулиса". Так увидели мы всю эту закулису в обычном, правда, строго засекреченном от обывателя, масонстве, погрязшем в педерастии и дегенерации, пораженном болезнью комплекса власти и вождя.

В рассказе "Гении и идиоты" дана обширная галерея гениев, идиотов и гениотов. Автор выводит на свет самых известных пограничников в этой градации, начиная с художников и заканчивая поэтами и писателями. И всем становится понятно, когда горе приходит от ума.

Рассказ "Краса и гордость революции" выводит целую плеяду "пламенных революционеров", в разное время встретившихся на жизненном пути автора... Все эти люди закончили плохо.., но сколько крови и жизней стоили они для России и русского народа. А были они обычными дегенератами.

Григорий Петрович задался целью проследить всех известных людей в среде служителей религии и детей священнослужителей, занявших видное место в науке, искусстве и общественной жизни... Автор говорит, что ему приятнее те люди, которые чаще посещают храмы. Но из получившейся галереи большинство героев оказалось между Богом и дьяволом. Поэтому и назван рассказ "Между Богом и дьяволом".

Рассказ "Слезы царя Соломона" автор начинает так: "Если бы мудрейший царь Соломон заглянул в мой архив, в мою картотеку, то очень возможно, что он бы прослезился..." И, начиная по порядку, по алфавиту картотека выдает такие перлы о великих, об их дегенерации, что впору прослезиться и за голову схватиться.

И если в небольшом рассказе "Кто мухи не обидит" дается лирический образ отца писателя, провинившегося перед Советской властью тем, что он из "бывших", рафинированный врач-интеллигент, то в рассказе "Григорий Климов /моя автобиография/" впервые автор дает свою развернутую биографию. Этот рассказ автор заканчивает словами полного удовлетворения: "...мои книги делают доброе дело - и это согревает мое сердце".

Д. Владимиров

ПИСЬМА ЧИТАТЕЛЕЙ

Многоуважаемый Григорий Петрович!

Климову Г. П.

Вскоре после того как Ваши книги "Князь мира сего" и "Протоколы красных мудрецов" вышли в Краснодаре первым изданием, по какой-то счастливой случайности (хотя Максим Руднев определённо сказал: "С точки зрения диалектического материализма ничто не происходит случайно") я приобрёл их и прочитал. Прочитал раз и был изумлён, ошарашен, огорошен -такого я ещё никогда не видывал. Прочитал второй раз, третий, четвёртый... - изумление, ошарашение, огорошение не проходили. Отдельные места прочитал раз по десять. Обе книги написаны понятным языком (кроме слов "антихрист", "марсианка", "легионер", которые до меня дошли позднее), истины, изложенные в них, должны быть ясны, казалось бы, даже школьникам-младшеклассникам, но... за простыми словами и предложениями вырисовывалась огромная гора фундаментальных законов человечества. Нечто подобное, вероятно, испытывают люди, впервые ознакомившиеся с формулой Эйнштейна Е = МС²: какая вроде бы простая, лёгкая, изящная формула; чтобы постичь её, и ума много не надо; но как начнёшь проникать поглубже в её сущность, так схватишься за голову, и не один раз, и не два... Вспомнились слова из одной песни Вилли Токарева: "Небоскрёбы, небоскрёбы, а я маленький такой." А от Ваших книг - поистине супер небоскрёбов - даже любой двухметровый великан станет казаться самому себе карликом.

Чтобы хоть как-то справиться с освоением Ваших произведений, я несколько раз сходил в Челябинскую областную библиотеку, где искал любые рецензии, отзывы, отклики на них. Перелистал много журналов и газет, но почти ничего не нашёл. Стал возмущаться критиками: "Почему они, такие-сякие, ничего не пишут о подлинно эпохальных книгах?" Но вскоре у меня хватило сообразительности задать себе вопрос: "А почему бы тебе самому не написать что-то, ведь ты же уже писал рецензии на некоторые книги, и их печатали в газетах. А ну-ка, возьмись!" Я попытался взяться, но ничего не получилось. Увы, сил у меня для этого оказалось мало.