— Нам не о чем говорить.
— Не делай этого, не надо. Из любой ситуации можно найти выход.
В ответ Сантьяго рассмеялся.
— Ты понятия не имеешь о моих проблемах, — произнес он.
Мануэль снова обернулся, ища поддержки у друзей, и увидел, что они подошли ближе и стоят рядом с ним. Ногейра сжал губы; такого напряженного выражения писатель у него еще не видел. Лукас рыдал, это было понятно, даже несмотря на хлеставший им в лицо дождь. А Катарина… Катарина радовалась. Ошеломленный Ортигоса замер, не веря своим глазам. Легкая, почти незаметная улыбка играла на губах женщины, наблюдавшей за разворачивающимся представлением и ожидающей последнего акта, после которого опустится занавес.
Мануэль сделал шаг вперед.
— Сантьяго, мы знаем, что все это подстроила твоя жена. У нас есть свидетель, дилер, который продал ей героин: с его помощью она убила Франа.
— Это я попросил ее купить наркотики, — безмятежно ответил маркиз.
— Неправда. Ты чуть с ума не сошел, когда узнал, что брат мертв. Но расправилась с ним Катарина. Как и с Альваро. В ту ночь Висенте одолжил ей свой пикап. Она тебя выследила.
— Это я убил твоего мужа. Он не хотел платить, чтобы наш секрет остался в тайне.
Ортигоса сделал шаг вперед, Сантьяго тоже. Теперь маркиз стоял на самом краю крыши.
— Я знаю, почему ты хочешь покончить с собой.
— Ни черта ты не знаешь.
— Из-за Тоньино.
Лицо Сантьяго исказила гримаса боли; он согнулся, будто получил удар под дых.
— Это было не самоубийство.
Стало ясно, что терзания маркиза почти невыносимы.
— Ты слышишь? — повторил писатель погромче. — Видаль не повесился.
Сантьяго выпрямился. Судя по всему, в его душу начали закрадываться сомнения.
— Ты лжешь! Мне звонил гвардеец, сказал, что парень был в отчаянии, поэтому и покончил собой.
— Тот гвардеец ошибся. Тело нашли только через неделю, самоубийство было лишь первой версией. Рядом со мной лейтенант Ногейра. — Мануэль указал на Андреса. — Он может подтвердить, что во время вскрытия на теле Тоньино обнаружили такие же раны, как та, от которой погиб Альваро.
Неуверенность Сантьяго крепла. Он перевел взгляд на жену.
— Не обращай внимания на их слова, милый, они пытаются задурить тебе голову, — мягко сказала Катарина.
— Узнав о смерти старшего брата, ты договорился о встрече с Антонио, а жена следила за тобой. Она видела, как ты его избил, а после прикончила.
— Это ложь! — закричала Катарина.
Ортигоса чувствовал, как внутри него все горит от боли и ярости. Дождь мочил его волосы и стекал по коже, но писатель знал, что даже всей воды мира не хватит, чтобы потушить этот пожар. В ярком свете фонарей он посмотрел себе на руки и увидел, что от ладоней поднимается пар. С невероятной ясностью писатель представлял себе, как все было на самом деле. Снова взглянул на маркиза и понял, что у того в груди тоже пылает огонь. Мануэль прекрасно знал, какие муки доставляет это пожирающее изнутри пламя, топливом для которого служат сомнения, вопросы, предательство…
— Альваро погиб не в ДТП. Он вылетел с трассы, потому что истекал кровью. Катарина пырнула его ножом на парковке у борделя «Ла Роса» после того, как ты уехал. Она всегда считала тебя бесполезным идиотом, который не может ничего довести до конца. Именно это твоя жена и сделала: проследила за тобой до места встречи с Тоньино и расправилась с парнем.
Слушая писателя, Сантьяго плакал навзрыд. Он тер глаза и выглядел беспомощным, как ребенок. Мануэль вдруг вспомнил впавшего в отчаяние Висенте: его слезы, плащ, револьвер, кое-как сваленные в кузове ведра, лопаты и прочий садовый инструмент. Ортигоса засунул руку в карман и достал оттуда гардению, которую подарил ему Самуэль… потому что кое-кто попросил его об этом. Чтобы стала известна правда. В сиянии прожекторов цветок казался словно ненастоящим и словно светился изнутри. Писатель почувствовал сильный аромат, и голова его закружилась, как тогда, в оранжерее. Создавалось впечатление, что ливень только усиливает запах.
Мануэль повернулся к Катарине, увидел, что она как загипнотизированная смотрит на гардению, и вдруг вспомнил тот день, когда они познакомились: он держал Самуэля, и ему пришлось переместить мальчика, потому что жена Сантьяго подала ему левую руку.
Ортигоса поднял цветок повыше и крикнул, чтобы маркиз услышал:
— Катарина ударила Тоньино восемь раз колышком, к которым подвязывает свои гардении.
Уверенность дарит лишь минутное облегчение, поскольку истина всегда невыносима. Если ее выдавать порциями, разум способен справиться, вбирая в себя реальность, как земля Галисии впитывает воду. Но если выпалить правду одним махом, она погребет тебя, как цунами, и вызовет больше мучений, чем самая неприглядная ложь.
Сантьяго отвел глаза от Мануэля и взглянул на Катарину. Но он не видел жену — он смотрел сквозь нее так, как свойственно лишь тем, кого от смерти отделяют какие-то секунды, кто узрел границу между реальным и потусторонним миром, которая уже начала расплываться…