— Но почему? Зачем кому-то перетаскивать тело Франа? Или они пытались скрыть, как он на самом деле умер, чтобы парень не прослыл наркоманом?
Ногейра ответил не раздумывая:
— Да нет же; все в округе знали, что Фран сидит на игле. И, поверьте мне, у многих это вызывало сочувствие по отношению к его родным.
Мануэль непонимающе развел руками.
— Видите ли, в восьмидесятые и девяностые годы многие местные юноши баловались дурью. Галисией правили наркокартели. Мало найдется родителей, чей сын не сидел бы на игле, а то и не один. Настоящая трагедия. Мы то и дело обнаруживали скончавшихся от передозировки парней. Это похуже чумы. Фран, сынок богатых родителей, был настоящим сокровищем для дилеров. И тот факт, что одного из сыновей маркиза тоже не миновала эта напасть, вызывал у людей сочувствие. Они говорили друг другу, что деньги не уберегут от беды, что и богатые тоже страдают, и считали это своего рода проявлением справедливости.
Писатель кивнул:
— И?..
— Всем стало ясно, что, несмотря на реабилитацию в дорогущей клинике, в тяжелый момент парень снова сорвался. Но я согласен с Элисой: Фран не помышлял о самоубийстве, а хотел лишь приглушить боль. Просто он некоторое время не кололся, вот и не рассчитал дозу. Возможно, младший сын маркиза умер прямо в церкви. Сделал инъекцию и отключился. Скамеечки для коленопреклонения как раз такой формы, как рана на его голове. А как дело было дальше — кто знает… Возможно, кто-то из родственников решил внести в сцену коррективы. Хотя вряд ли им пришлось даже руки марать, когда кругом столько слуг и верных людей.
— Но зачем вообще было это делать?
Ногейра наконец дал выход гневу, который так долго сдерживал:
— Я же вам говорил! В этом семействе нет ни наркоманов, ни шлюх, ни насильников. Но если вдруг оказывается, что все-таки есть, то все из кожи вон лезут, чтобы все выглядело как можно пристойнее. И что хуже всего, маркизу даже не нужно ни о чем просить. Такой порядок складывался веками, и мы не в силах что-то изменить. Это же Муньис де Давила! Поэтому нужно выражать им свое почтение, избавлять от страданий, неудобных или постыдных ситуаций. Что уж говорить о таком богохульстве, как наркоман, скончавшийся от передозировки прямо у алтаря! Подобного просто не могло случиться. А вот сын, испустивший последний вздох на могиле отца, — совсем другое дело, романтичная история… Вот как это работает. У них настоящий талант: выходить кристально чистыми из таких ситуаций, которые любого из нас опорочили бы на всю жизнь.
Мануэль посмотрел сквозь лобовое стекло на размытые очертания предметов вокруг. Писатель говорил себе, что оказался в другом мире — странном и незнакомом, где поведение, поступки и взаимоотношения оценивались по иным критериям. Он здесь посторонний, погряз в хаосе и не знает, что делать. Сущий кошмар. Ортигоса понимал, что именно оцепенение позволяет ему отстраниться и беспристрастно анализировать слова лейтенанта. Мануэль стал невольным участником этого круговорота событий, и только холодность и отстраненность не давали ему сойти с ума, не отдаться на волю всеразрушающих эмоций. И он был благодарен за такую возможность.
Писатель снова повернулся к Ногейре:
— Полагаете, с Альваро произошло то же самое?
Лейтенант снова ответил не задумываясь:
— В какой-то степени да, хотя на этот раз приложенные родственниками усилия к сохранению репутации маскируют нечто куда более серьезное, чем смерть от передозировки: убийство.
Мануэль хотел было задать вопрос, но гвардеец его перебил:
— Идемте. — И указал на светящуюся вывеску. — Мы на месте.
Розовые и голубые неоновые огни, хорошо просматривавшиеся сквозь запотевшие стекла машины, на самом деле оказались тусклыми и едва горели. Писатель с недоумением на лице повернулся к Ногейре. Тот кивнул.
— Да, перед вами самый настоящий бордель. Подозреваю, вы никогда не были в подобном месте. По крайней мере, в таком дешевом.
У двери стоял высокий, под два метра, ухоженный парень со светлыми, почти белыми волосами. Темно-синяя рубашка с бахромой и ковбойские сапоги приглянулись бы любому исполнителю кантри. Юноша небрежно отдал честь, сложив вместе два пальца и сверкая белыми зубами в свете неоновых огней.
Заведение претендовало на элегантность, но внутри пахло сыростью, которую пытались замаскировать с помощью дешевого освежителя воздуха и дорогих духов. Несмотря на тусклое освещение, Мануэль увидел, что краска около плинтуса отслаивается. В помещении было тепло, и тем не менее на стенах блестели капельки влаги. Писатель практически осязал плотный тяжелый воздух — именно такой и встретил его по приезде в Галисию.
В креслах из кожзаменителя расположились с десяток мужчин, которых обхаживало примерно такое же количество едва одетых женщин. Еще двое посетителей сидели за барной стойкой и угощали девушек, которые что-то нашептывали на ухо своим ухажерам. Ногейра с довольным видом устроился в углу и сделал жест Мануэлю последовать его примеру, тем временем пристально рассматривая завсегдатаев заведения.
К ним заспешил бармен — мужчина лет пятидесяти.