Открывая Москву. Прогулки по самым красивым московским зданиям

Сам поэт хорошо относился к Дмитрию Голицыну, ценил градоначальника за порядочность и истинную аристократичность. Судите сами. Успокаивая Вяземского, которого Фаддей Булгарин в своем доносе к царю обвинил в вольнодумстве и разврате, Пушкин пишет: «Для искоренения неприязненных предубеждений нужны объяснения и доказательства - и тем лучше, ибо князь Дмитрий может представить те и другие» (январь 1829 года). Следовательно, Пушкин надеялся, что Голицын поможет опровергнуть донос подлого Булгарина. Это яркий штрих к портрету князя, характеризующий не только его личные качества, но и уважение к нему при дворе. К Голицыну в Санкт-Петербурге действительно прислушивались, и причем очень чутко. Голицын, в свою очередь, привечал Пушкина.

Покровитель наук и искусств, Голицын по воскресеньям давал в своем особняке на Тверской популярные роскошные балы. «Были на славном балу у князя Дмитрия Владимировича; всякий был как дома, оба хозяева очень ласковы, и все были прошены во фраках», - отмечал современник.

Гвоздем бальной программы была постановка так называемых живых картин - немых сценок, представляемых гостями бала. Недаром многие зрители еще долго их обсуждали, и среди них был опять же Александр Пушкин. Коротая время по пути из Москвы в Петербург, Пушкин вспоминал: «Мое путешествие было скучно до смерти. Никита Андреевич купил мне бричку, сломавшуюся на первой же станции, - я кое-как починил ее при помощи булавок, - на следующей станции пришлось повторить то же самое - и так далее. Наконец, за несколько верст до Новгорода, я нагнал вашего Всеволожского, у которого сломалось колесо. Мы закончили путь вместе, подробно обсуждая картины князя Голицына».

Дом Голицына был для Пушкина притягательным еще и потому, что там состоялся один из первых выходов в свет Натальи Гончаровой на балу. На одном из своих первых балов у Голицына юная Натали сразу оказалась в круге света. «А что за картина была в картинах Гончарова!» - делился с Пушкиным Вяземский в январе 1830 года, то есть почти за год до бракосочетания поэта. В переписке братьев Булгаковых, неиссякаемом источнике сведений о московском житье-бытье, читаем: «Маленькая Гончарова, в роли сестры Дидоны, была восхитительна».

Однажды Вяземский, зная, что Пушкин давно влюблен в Гончарову, и увидав ее на балу у Голицына, попросил своего приятеля Лужина, который должен был танцевать с Гончаровой, заговорить с нею и с ее матерью мимоходом о Пушкине с тем, чтобы по их отзыву узнать, что они о нем думают. Мать и дочь отозвались благосклонно и велели кланяться Пушкину. Так Вяземский рассказывал П. И. Бартеневу.

В доме Голицына Пушкин встречал и других женщин. В 1827 году на балу у Голицына поэт, танцевавший с Екатериной Ушаковой мазурку, сочинил экспромт, ставший стихотворением: «В отдалении от вас...» Ушакова написала об этом так: «Экспромт... сказанный в мазурке на бале у князя Голицына». Незабываемые впечатления о встречах с Пушкиным на балу у московского генерал-губернатора остались у поэтессы Евдокии Ростопичной.

Приглашение Пушкина Голицыным в Тверской казенный дом, куда поэт приходил не раз и не два, в Петербурге могли трактовать и как личное участие градоначальника в надзоре над поэтом. И что любопытно, подобный же вывод был сделан одним из современников князя, московским поэтом Михаилом Дмитриевым, племянником знаменитого баснописца, и относится уже к послепушкинскому времени.

«В 1842 году учредились литературные вечера у генерал-губернатора Москвы, добродушного и благородного князя Дмитрия Владимировича Голицына, - пишет Дмитриев. - Мы этому очень удивились, потому что он был совсем не литератор. Но вот что было этому причиною. Ему велено было наблюдать, и наблюдать за всеми, бывающими на наших вечерах. Он, как человек благородный, нашел такое средство, чтоб этих же людей приглашать к себе и тем, с одной стороны, узнать скорее их образ мыслей, с другой -успокоить правительство тем, что они и у него бывают! И что же? Эти четверги князя были самыми приятными и лучше всех наших вечеров. На них говорили свободнее, чем у нас, потому что сам генерал-губернатор был свидетелем и участником этих разговоров: никого уже не боялись, а вредных политических рассуждений и без того никому не приходило в голову. На этих вечерах, по желанию хозяина, читались и стихи; кроме того, был всегда прекрасный и тонкий ужин, чего у нас не было! - Но будь другой на его месте, надзор принял бы другое направление».

Последнее соображение является очень важным с точки зрения оценки той роли, которую играл Голицын в определении политики власти по отношению к либеральным кругам Москвы. Ведь лучший способ контроля власти над инициативой снизу - возглавить ее.