Отмычка

За последние годы он постарел, ослаб. Корона ему шла, но пила душу в бесконечных волнениях и спорах. Ра видел, как этот человек стал сильным, видел миг его величия, теперь смотрел, как он угасает. Что с этими землями будет дальше, Ра не знал. Но не стал спорить с решением предать магию забвению.

— Совсем не хочется, чтобы ты менялся. Знаешь… Энши, — имя звучит чужим для обоих, но решение принято, — во всех этих балладах, сказаниях и песнях герой всегда сильный. Всегда один против армий зла или чего-то такого. Да, есть помощники и союзники, но их исчезающе мало. Если когда-то расскажут сказку о тёмных, кто станет героем?

— Героем? Ха. Разговор о сказках странный даже для тебя.

— Просто я принял решение. Ты… хороший человек. Сколько бы ты ни говорил, что стихия безлика, ты — это ты. Тот самый герой, возможно. Поэтому, даже если никогда меня не простишь, я прошу: останься собой.

Ра хотел было ответить, но не успел. Ничего не успел ни понять, ни сделать, как на запястье гулко щёлкнул браслет. Пропитанная магией сталь обожгла вечным холодом. Острая боль насквозь пробила грудь, прорезала вены, оборвала дыхание. Ра нырнул на Изнанку, но будто ударился о слепую тёмную пустоту. Его Я и его силу разделял огромный провал. За своё бессмертие Ра через многое прошел…

Но впервые его сознание и сущность оказались по разные стороны мира.

Ра по-прежнему чувствовал своё пламя, только теперь не мог дотянуться. Человеческое тело бессмертного сломалось в судороге, сознание поплыло, на глаза навернулись невольные слёзы. Сквозь них Ра ещё видел, как друг… нет, предатель встал на колени и склонил голову:

— Пятеро ушли, зато тёмные не исчезнут. Я ненавижу себя за сделанное, поверь! Но как король… Я должен быть уверен в будущем своих земель и своих потомков. Я видел, каким мир был полвека назад. Я знаю, чего стоило избавить его от скверны. Я знаю, как ты силён. И я заплачу свою цену! А ты… Ненавидь меня, презирай, как хочешь! Но когда придёт время и к тебе обратятся за помощью, не откажи. У меня больше нет права просить друга, но грешник ведь может молиться? Я знаю, ты не станешь той силой, что нас уничтожит. И я знаю… что не стою прощения.

Ра открыл глаза в пустой холодной каменной клетке. Напротив стоял человек, смутно знакомый, но гораздо моложе. На его голове в тусклом свете мерцала корона.

— Отец… ушёл, — негромко произнёс новый король. — Выбрал яд. Самый мучительный из всех. Не знаю, станет ли тебе легче, но его смерть была страшной.

Повисла тишина. Слова разбились о камни подземелья, слишком тихие даже для эха. Человек ждал ответ. Увы, напрасно.

Ра уже забыл его имя.

Энши со свистом выдохнул, гоня прочь ненужные, давно затихшие голоса.

С тех пор, как на этом месте стояло пятеро бессмертных и один человек, прошло слишком много времени.

Сейчас здесь стоят другие.

Сейчас здесь только один бессмертный.

Сейчас всё иначе.

Огонёк последней печати зябко трепетал на ветру, дрожал, будто знал — время пришло. Энши легко коснулся его рукой, заставил вспыхнуть, взвиться ввысь, радуясь ласке. Давление тьмы обманчиво ослабло, а Энши едва слышно вздохнул.

Сколько лет он незримо связан с печатью? Её отголосок стал привычным, и сейчас внутри звенела неясная грусть. Казалось невероятным и странным, что скоро эта связь исчезнет, а её место займет другая.

Подчиняясь беззвучному приказу, Дерек сделал пару шагов вперед, и призванное им пламя взяло печать в круг. Энши, наоборот, отступил за спину Ганса. Подумал и вернулся к самому краю плато, замер в пыли и мелкой каменной крошке. От останков дракона все ещё чувствовалось дыхание земли, и Энши надеялся, что оно собьёт тёмных с толку. Поможет. Спрячет. Хотя бы на миг.

Мир застыл в слепом ожидании.

Казалось, замолк даже ветер, хотя Энши чувствовал его на лице. В напряженной тишине нестерпимо громко скрипнули перчатки — Ганс удобней перехватил рукоять меча. Дерек переступил с ноги на ногу, и земля откликнулась хрипом. Сам Энши со свистом выдохнул, снова без вдоха. Третий раз подряд нырнуть на Изнанку оказалось гораздо проще: совсем недавно где-то в столице Рик забрал четвёртую руну. Ничтожные остатки магии оков больше не справлялись с силой стихии. Ещё немного, и император окажется в дураках.

«Врата» без засовов и створок уходили глубоко вниз, утопали в хаосе нитей Изнанки, вспарывали её неестественно-черной иглой. Суть тёмных была противна полотну мира, стремилась к разрушению, потому черные нити так явно выбивались в общем узоре. Неровные, неряшливые, оборванные, не знающие своего места, они больше походили на паразитов, жрущих давно отсыревшую ткань. Всё существо Энши дрожало от омерзения. От самой мысли, что придется переплести с этим нити своего естества.

Впятером было проще.

Нужно нырнуть ещё глубже, отречься от лишних связей — Ганс с остальными будут только мешать, — забыть про слишком тесно слившееся с человеческой сутью сознание. Забыть себя, чтобы снова стать тем, кем Энши являлся на самом деле.

Стихия безлика.

Стихия должна быть безлика.