Отмычка

Словно в ответ на эти слова воронка врат исказилась кляксой, закипела, растеклась по своей части плато. Тёмные атаковали жестче и уверенней. Теперь тьма не пыталась поглотить, не запугивала тысячью обличий — ударила точно в Энши множеством копий. Ганс дернулся было вперед, но…

Энши даже не блокировал, просто отмахнулся, будто сдул с лица шальную прядь. Усмехнулся ядовито и нагло:

— Проморгал меня, да? — от фальшивого сочувствия Ганс передернул плечами. — Надо было лучше следить за Изнанкой.

Бой изменился, закипел с новой силой, но Ганс больше не успевал за ним уследить. Стихия сталкивалась со стихией — если, конечно, такой можно назвать тьму. Облик Энши размывался в танце пламени. Вспышки света, вспышки темноты. Бесконечная череда, от которой бросало то в жар, то в могильный холод. Противник принял, наконец, какой-то единый образ, и напротив яркого живого Энши теперь возвышалась фигура, закутанная в чёрный плащ. Ни лица, ни доспеха, ни единой детали. Лишь глаза светятся пронзительной синевой сквозь что-то, что можно назвать капюшоном, да раскрывается такой же синий провал рта.

Оно говорит?

Неслышные слова, над которыми Энши только смеялся. Выходит, с самого начала это был бой один на один?

Покорный своему повелителю огонь вгрызался во тьму с двойной яростью. Уничтожал её, не оставлял путей, не оставлял сомнений в победе. Алые клинки-вспышки защищались, атаковали. Незаметные белые искры наполняли огненную вязь узора. Должно быть, это и правда печать. Ганс вдруг понял, что перед ним вовсе не яростный бой: Энши с холодным расчетом загонял противника обратно в его нору. Спокойно и безжалостно.

Как опытный псарь.

Стоило вязи печати замкнуться в единое целое, на своих местах вспыхнули метки — теперь это были пять одинаковых огоньков, в центре которых вместо воронки танцевал шестой. Камень плато остывал. Лава втянулась в круг печати, шевельнулась там каплей, пару раз моргнула — Ганс мог поклясться, что видел глаза! — и застыла.

Битва закончилась. Если она вообще была битвой.

Сознание Ганса отказывалось полностью принимать и понимать случившееся. Он видел то, чего обычный человек видеть не должен был никогда. И всё, что хотел теперь, позабыть этот хаос, выбраться в свою привычную жизнь, которой, увы, сегодня не стало.

Ганс уже знал, что даже вернувшись в столицу, собой он больше не будет. Вера в императора пошатнулась. Пошатнулась даже вера в сам мир, ведь Ганс собственными глазами видел, сколько лжи оказалось в истории и сколько правды пряталось в детских сказках. Сказках, считавшихся постыдными и позорными для любого дворянского рода.

— Так тёмные… — голос прозвучал неожиданно хрипло, пришлось прокашляться, чтобы его вернуть, — они не тёмные? Они тём-ный?

— Да как сказать. Их много, но одно в целом. Так же, как я: огня ведь в мире много, согласись. Каждое мгновение кто-нибудь топит печь или разжигает костёр. Но живое полное воплощение — один лишь я. Так как Дерек смог их отвлечь, я успел закончить подготовку. Тёмные ещё больше ослабли. Им пришлось собрать силу, стать кем-то одним, чтобы сражаться со мной. Но, как видишь…

Ганс кивнул. Вопросов осталось много, и, честно сказать, он ничего не понял. Но теперь сомневался, надо ли понимать. Ему, человеку, не лучше ли остаться человеком?

Энши тряхнул головой, потянулся и широко зевнул. Только сейчас Ганс увидел, насколько он на самом деле устал. Окружавшее бессмертного пламя ушло, глаза стали обычными, человеческими, волосы потускнели. Одежда местами была изорвана, сквозь неё проглядывали странные фиолетово-черные раны. Под глазами залегли глубокие тени, а лицо осунулось, будто Энши долго болел.

— Скажи, ты в порядке?

Запоздалый ненужный вопрос.

— Я устал.

Очевидный и такой же ненужный ответ. Энши ещё раз потянулся, хрустнул шеей и задумчиво посмотрел вверх. Оказывается, вокруг глубокая облачная ночь, а искривленное жаром плато пронизывает холодный ветер. В хаосе боя это как-то забылось.

— Думаю, нам уже стоит спуска-а-а-пчхи!

— Надо, да, — кивнул Энши и ехидно ухмыльнулся. — Есть идеи как? Нет, я-то и спрыгнуть могу. Но люди вроде летать не умеют.

Что же, бессмертный откровенно развлекался. А Ганс только сейчас осознал, что рано он подумал о возвращении в столицу. Безликие горы неприступны, это знает каждый ребенок. Повезло, сейчас действительно ночь, — днём их давно бы заметили орлы, и тогда шансы выжить исчезли совсем.

Он с опаской подошел к самому краю, присел и посмотрел вниз. Внизу было темно. Не так, как на плато во время боя, но земли, крон деревьев или даже подножия гор Ганс разглядеть не смог. Ночь прятала мир, и там далеко его как будто не существовало. Остался лишь пронизывающий свист ветра, которому совсем не мешал доспех.

— Скажи, ты ведь и об этом знал? С самого начала, как обо всём остальном? — с глупой надеждой в голосе спросил, наконец, Ганс.

Энши фыркнул и пожал плечами.

— Всё, что я продумал, полетело к чертям ещё когда сдался Дерек. Но, как видишь, нам удалось.

— Дерек… Скажи, что с ним случилось? Не могу знать, видел ли ты, но он…