Отмычка

— Как только ты наденешь браслет, можешь ступать куда хочешь. Ты волен уйти из столицы и жить, как пожелаешь нужным. На тебе не будет никаких обвинений или злословия. Я прощу тебе даже невежество и вопиющую наглость. Соответствующая бумага уже готова.

— Договор был не в этом, — холодно ответил Энши.

— Ты просишь больше? Но это вся свобода, которую я могу дать.

— А это уже наглая ложь. Ричард, сюда.

— Не мешайте ему, — поддержал император, будто не заметив брошенное в лицо обвинение. Кивок, и стражники отошли ещё на шаг, освобождая дорогу. Теперь в центре зала были лишь трое: Энши, Ричард и Ганс.

Свободный обзор.

Никаких препятствий.

Скрип натянутой тетивы.

Высокий женский крик, который, почему-то звал по имени Ганса.

Ричард нырнул вперед отработанным перекатом. Ганс рванулся к трону. Стрелы вспыхнули, наконечники усеяли пол раскаленными каплями. Ветер подхватил пепел, швырнул в лицо императору вместе с первыми искрами. Энши ждал этого. Энши не собирался медлить.

Увы, пламя встретило пламя. Раскаленный вал впитался в руны выставленного на пути клинка. Ганс неуклюже попятился, справляясь с силой удара, но устоял. Тяжело опустил меч. Медленно поднял на Энши взгляд: потрясённый, испуганный, даже жалкий. Хотел было что-то сказать, но сам себя одернул и рухнул вдруг на колени.

Не перед императором, нет.

Перед Энши.

— Я… — голос паладина звучал глухо, почти через силу.

— Твой император предатель, Ганс, — четко и громко произнёс Энши в рухнувшей тишине. Огонь свернулся у ног в притворном спокойствии.

— Я… видел.

— Он пытался убить нас троих. Тебя тоже, Ганс.

— Я знаю, — ещё тише. В пол. — Ты был… во всем прав. В каждом слове. Я знаю. Теперь знаю.

— Тогда прочь с дороги. Меч не спасёт второй раз.

Ганс поднял взгляд и заговорил неожиданно резко, выплёвывая каждое слово, будто боясь, что оно потеряет свой вес или цену:

— Ты не тронул Арсэм! Даже зная, что император предаст, ты защитил нас от тёмных, ты сдержал своё слово! Послушай, Энши, наследник ещё слишком юн. Что будет, если Его Императорского Величества вдруг не станет? Даже мне понятно — начнется война. Междоусобная война за власть. Брат встанет против брата. Империя Нэш расколется, все те, кого сейчас сдерживает имя императора, сорвутся с цепи. Закон падёт. Маленького мальчика используют как причину, а потом просто выбросят. Его судьба станет ещё страшнее моей и… Этого нельзя допустить. Нельзя, Энши! Я прошу… нет, умоляю тебя.

— Мне нет дела до людской грызни.

— Да, наверное, это так. Но я не хочу.

— Боишься войны?

— Не хочу терять веру ещё и в тебя! Только не в тебя, Энши!

— Ганс — хороший добрый мальчик, не правда ли? — Энши вздрогнул. Голос императора, полный отеческой заботы и гордости пробрал буквально насквозь. Самым отвратительным было то, что в этой любви не было фальши. Не почувствовал фальши и Ганс. К человеку, за которым привык следовать всю свою жизнь, он поворачивался с искренней надеждой. Она текла по его нити столь сильным потоком, что Энши тошнило.

— Открытый и честный в словах и поступках, — продолжал император. — Убедить его, должно быть, было легко, бессмертный? Сколько у тебя ушло времени, чтобы убедить мальчика в своей правде?

— Ваше Величество… Нижайше молю, дайте мне слово. Ни я, ни Энши, никто не вставал против вас.

— Хороший, добрый мальчик, — губы императора скривились в ядовитой усмешке. Он резко взмахнул рукой, выкрикивая теперь на весь зал: — Благодарю тебя, сын Рудольфа! Даже не зная задания, ты отлично справился с ним! А за предательство… Объяснишься с отцом!

Гобелены с шумом рухнули, раскрывая спрятанную за ними вязь заклинания. Энши выругался. Будь прокляты люди. Будь прокляты чувства. Стихия должна быть безлика, и Энши опять платил своей свободой за то, что это не так.

— Мразь!

Пламя оскалилось, снова бросилось к трону и разбилось о белую стену. Зал затопило пение жрецов. Барьер толкнул Ганса, и тот неуклюже слетел со ступеньки. Отполз, ошарашенный ещё больше, не понимая, что происходит. Глупую пешку поставили, куда нужно, и разменяли без жалости, как обычное мясо.

Энши знал, что его будут бить низко, без чести. Предвидел! Кто мог подумать, что император ударит чужими руками? По той же ране, в ту же точку, куда много столетий назад бил его предшественник в такой же короне.

— Все вы проклятые мрази!

Пламя вспыхнуло ярче, встретилось со слепящим сиянием, и стены барьера остановились.

— Верить людям вообще гнилое занятие, — сплюнул за спиной Ричард. — Тем более правильным. Они даже не поймут, когда переметнулись и кто бил их рукой.

— Заткнись.

— Подчиняюсь, конечно. Но как нам отсюда свалить?

— Свет и тьма человеческих душ неподвластны стихии.

— Чего?

— Жрецы — худший враг, вот чего.

— Что мы по горло в дерьме, я уже понял.

— Нет, — ещё тише процедил Энши. — Не так глубоко, как ты думаешь.

* * *