Отражения

Бежать прочь, как можно дальше от элегантного мужчины в смокинге. От мужчины, который ей неожиданно понравился. Который из вежливости не морщился, но при этом ни на гран не стал равнодушнее к злу. А возможно — возможно! — злился на себя за вынужденное дипломатичное поведение и с нетерпением ждал, когда можно будет приступить к резне.

«Это вам не молоденький развратный принципал…»

— Я хотел узнать, что вы умеете, — светским тоном произнёс Амон, разглядывая Татум через зеркало.

— Хотите вернуть память? — Ей удалось взять себя в руки. — Доверите мне свою голову?

— Не уверен, что у вас получится с ней разобраться.

— Не надо меня задирать, Кирилл Амон, я знаю, что ваш случай — вызов для меня, и готова его принять. Если у меня получится вернуть вам память, вы заплатите сто полных золотых любой чеканки.

— Почему так дорого? — возмутился Машина.

Кирилл уже заметил, что рыжий достаточно прижимист.

— Потому что я не знаю, что увижу в голове вашего друга, Ермолай, — объяснила женщина. — И никто не знает. Возможно, это меня напугает. Или убьёт.

— И вы просите всего сотню золотых? — рассмеялся Амон. — Всего сотню за то, что может вас убить?

— Это приятный бонус, Кирилл Амон, мне интересно побывать в вашей голове.

— Даже если это вас убьёт?

— Даже если так.

— Хорошо, побывайте. — Кирилл уселся в кресло. — Я готов.

— Оставьте нас, — распорядилась Татум, потирая пальцами виски.

— Я побуду здесь, — коротко ответил Машина.

— Зачем?

— Чтобы быть уверенным, что всё будет в порядке.

Присутствие свидетеля в планы Зур не вписывалось, но поскольку приказывать Покрышкину она не могла, пришлось уговаривать:

— Уважаемый Ермолай, скажите, как вы поймёте, что всё в порядке? — с иронией осведомилась Татум. — Вы ведь ничего не смыслите в гипнозе. Но оставшись в комнате, способны помешать.

— Машина, пожалуйста, — попросил Амон. — Только я и она.

— Я буду в коридоре, — рыжий зло прищурился на Зур и закрыл за собой дверь.

— Начнём? — усмехнулся Кирилл.

— Почему вы думаете, что мы уже не начали? — рассмеялась в ответ Татум. И резко сбросила капюшон, вперившись в Амона огромными фиолетовыми глазами. — Возможно, наш разговор выдуман, и на самом деле вы давно спите в кресле, а я препарирую ваш мозг.

— Это так? — небрежно осведомился Кирилл.

— А как вы думаете?

— Я не думаю… Я вижу…

* * *

А в следующий миг Амон увидел себя — в клетке из мощных, в руку толщиной, чёрно-белых прутьев. Клетка парила в нигде, пребывая в хрупком равновесии между омутом тёмной воды и бесконечностью лазурного неба, а Кирилл парил в ней — не касаясь прутьев, — рассматривая отражения себя во Тьме и Свете.

— Что я вижу? — спросил себя Кирилл.

Но услышан не был. Ему не с кем было говорить, потому что зверь, сидевший в нём, был им и не годился в собеседники.

— Что я вижу в отражениях?

— Жизнь, — прошелестел ответ из-за предела мира клетки.

Это говорила Зур.

— Я хочу видеть свою жизнь, — сказал Кирилл.

— Сейчас твоя жизнь занята — её смотришь ты и никому не позволяешь видеть.

— Но я её не вижу!

— Тогда спроси о ней меня, — предложила Зур.

— Зачем?

— Когда ты спросишь, я увижу твою жизнь твоими глазами.

— С чего началась моя жизнь? — немедленно поинтересовался Амон. Ему показалось, что это будет важный вопрос.

Тишина.

Но Кирилл понял, что его глаза видят. Нет… не его глаза, а его глазами… видит не он… он лишь понимает, что видит, но не понимает, что видит… он…

— С чего началась моя жизнь?

Тишина.

— Татум!

Тишина.

— Ответь!

— Ты был рождён старым… — прошелестело вновь.

— Что?

— Твоя вторая жизнь…

Тишина.

— О чём ты говоришь? Точнее!

— Древние не могли тебя убить, потому что… — Зур снова замолчала.

— Татум!

А потом случилось вот что: парящий в клетке Амон неожиданно приблизился, повернулся, посмотрел на парящего в клетке Амона, глазами которого смотрела Зур, и очень холодно сказал:

— Тебе запрещено знать меня, грешница.

И Кирилл понял — что-то пошло не так.

* * *

— Я знаю, ты мне не веришь, — сказал Иннокентий. — Я тоже далёк от того, чтобы считать тебя подругой, но сейчас я в тебе нуждаюсь и потому отдам один из ценнейших оставшихся у меня приборов».

«Кандалы?» — изумилась Бри.

И лишь потом поняла, насколько хитрое устройство пряталось под их личиной.

Она отняла их от решётки, расцепила, перекрутила цепь, вновь сцепила наручники, встряхнула и улыбнулась, увидев, что цепь затвердела, превратившись в клинок.

«Батарейка старая, заряд держит плохо, так что у тебя есть два, может быть, три удара…»

Но Хамелеон хватило и двух. Первым она снесла замок в своей клетке, а вторым — перерезала каменного стража. И направилась к подъёмнику, слыша за спиной похотливые стоны измученного воздержанием сатира.

* * *

Татум завизжала так, что у Машины заложило уши.

— Я никому ничего не скажу! — завизжала отчаянно, разрывая голосовые связки. Завизжала, как в последний раз. — Ты сам этого хотел!

— Открой! — Ермолай подскочил к двери и пнул её ногой. — Пусти! — Он не ожидал, что дверь окажется закрытой, и слегка растерялся. — Открой!