Отражения

Это ветер, вольно летящий по проспектам и площадям, рвущий привычные к бурям деревья, забегающий в узкие переулки и даже в парадные. Это низкие тучи, плывущие на Петропавловский шпиль и ниже, на крыши выстроенных в крепость домов, застревающие среди труб, и засыпающие, бросив якорь над городом, пока полуденная пушка не попытается их прогнать. Это запах моря, соль на губах, принесённая с далёких берегов, холодных и жарких, приветливых и злых. Это окно, прорубленное в живой стене мира, чтобы прямым массажем запустить его гигантское сердце.

Питер — это камень, воплотивший дух Империи.

И Питер, всё тот же Питер — это места, куда лучше не соваться.

Мужчина, которого прижали на Васильевском, об этом знал, вёл себя осторожно, а когда почуял за спиной смрадное дыхание врага — бросился бежать и почти преуспел. Мужчина выглядел обыденно: лет тридцать пять или сорок, тёмная кожаная куртка, тёмные брюки свободного кроя, тёмные кроссовки — он мог оказаться и таксистом, и бандитом, но стоило ему побежать, как вся обыденность слетела шелухой, потому что скорость, с которой он мчался, сделала бы честь олимпийскому чемпиону, даже тому, кому WADA разрешила жрать любую «химию».

Мужчина бежал с неимоверной скоростью.

Его взяли в оборот на углу Смоленского кладбища, отсекли от машины, от чёрного «Бентли», шофёра которого убили за минуту до нападения, и мужчина помчался по Шевченко, надеясь раствориться среди домов. Почти оторвался, но у Шкиперского сада ему вновь сели на хвост, и погоня возобновилась. Мужчина резко сменил направление, решив спрятаться в промышленных дебрях Балтийского завода. Он мчался нечеловечески быстро, но его преследовали столь же подготовленные люди, или существа, а поскольку их было больше, загонщики постепенно закрыли все возможные пути отхода и прижали добычу к воде, уйти по которой мужчина не мог.

Он остановился, отдышался — время на это было, поскольку четверо преследователей тоже запыхались, — и холодно спросил:

— Возьмёте золотом?

— Кровь и мясо, — хрипло ответил главарь преследователей.

— Лучше не надо.

— Мы сами решаем, что лучше.

— Вы знаете, кто я? — Мужчина не боялся, голос его не дрожал и был наполнен уверенностью. Но умирать он не хотел и пытался договориться: — Меня зовут Александер!

— Поэтому и гнались, баал, — с почтением произнёс главарь. — Мы хорошо знаем, кто вы.

И стало ясно, что ни золото, ни слово сегодня не имеют силы.

— Кто меня заказал? — устало спросил Александер.

— Я не имею права говорить об этом, баал. Даже перед вашей смертью.

Заказчик, судя по всему, отлично разбирался в реалиях Отражения. Во-первых, убийцы подстерегли Александера на выходе с кладбища, сразу после проведения требующего много сил ритуала, а значит, ослабленного. Во-вторых, волколаки заслуженно считались самыми неудобными для Александера противниками в обычном бою.

— И всё-таки вы напрасно согласились на эту работу…

Но время разговоров прошло, и оборотень слева кинулся в атаку. Он медленно заходил жертве за спину, выжидая удобный момент, и ударил, когда решил, что миг настал.

Оборотень прыгнул, в полёте кисти его рук вытянулись, на них выросли длинные и крепкие когти, но к жертве они не прикоснулись: Александер сделал маленький шаг назад, и в его руке откуда-то появился клинок. Скорее всего — из рукава. Шаг назад и взмах, за которым раздался оглушительный визг: чудовищно острый клинок срезал волколаку обе лапы. Александер оказался очень быстрым, и, расправляясь с первым врагом, успел повернуться и, продолжая движение кинжала, насадил на его лезвие второго противника. Клинок вошёл под вздох, снизу вверх и достал до сердца оборотня.

Но то была последняя удача Александера.

Главарь и второй боец не стояли в растерянности, выжидая своей очереди сразиться с лихим противником, а пошли в бой, и смерть двух друзей их не остановила и не напугала.

В тот самый миг, когда кинжал добрался до сердца второго волколака, коготь главаря разорвал Александеру горло. Мужчина замер, бешено глядя на только что поверженного врага, прохрипел невнятно два слова, возможно, в надежде проклясть убийцу, а затем из раны потоком хлынула кровь, и Александер упал. Немного поскрёб по земле ногами и скрюченными пальцами рук да затих, глядя в никуда остекленевшими глазами.

— Он был хорош, — угрюмо признал главарь, набрасывая на окровавленную шею оберег — бронзовый медальон на чёрном кожаном ремешке. — Не ожидал.

— А ведь мы взяли его после ритуала, — добавил помощник.

— Угу.

— Как же он дерётся в полную силу?

— Это баал, — объяснил вожак. — Баалы круты.

Они помолчали, глядя на три трупа, после чего помощник неуверенно уточнил:

— Мы можем сожрать Александера?

— А чего добру пропадать?

Однако обрадоваться неожиданному подарку младший оборотень не успел. Едва главарь произнёс последнее слово, как над растерзанным Александером стало подниматься чёрное облачко. Похожее на последний выдох, на последнее проклятие. Настолько чёрное, что выделялось даже в ночной темноте.