А ещё через секунду Ксана громко застонала, заёрзала, заколотила рукой по мягкой спинке диванчика, а левой ногой — по спинке пассажирского сиденья, шумно задышала, и обмякла. Рабыня подняла голову над бесстыдно расставленными ногами хозяйки, внимательно посмотрела и улыбнулась, поняв, что та довольна. Ксана взяла девушку за волосы, притянула к себе и поцеловала в губы.
— Умница.
— Я хочу сделать для вас больше, госпожа… — Рука рабыни скользнула по внутренней стороне хозяйского бедра, но шофёр всё испортил — кашлянул и сообщил:
— Будем на месте минут через пять.
При этом, разумеется, не повернулся и даже в зеркало не посмотрел. Шофёр был хорошо обучен и наблюдал за хозяйскими играми, лишь получив разрешение. Такое бывало, но не сегодня.
Услышав сообщение, Ксана ещё раз поцеловала рабыню, прошептала:
— Потом.
Выпрямилась, поправила короткую юбку, натянув её до середины бедра, застегнула на три нижние пуговицы прозрачную блузку, сделала большой глоток воды из поданного рабыней бокала и посмотрелась в зеркальце — лёгкий, едва наброшенный макияж во время игр не пострадал.
Ночной звонок Ястребиного выдернул Ксану из кровати в самый разгар веселья, вот ведьма и прихватила удовольствие с собой, чтобы не терять время. Не потеряла, сполна насладилась рабыней, а теперь бездумно наблюдала за вырастающим в унылой предутренней серости гигантским зиккуратом, любимым дворцом Гаапа, нависшим над старым городом, подобно окаменевшему Голиафу, бросившему тень на улицы и переулки.
Тень зиккурата несла Москве холод и сообщала, что готовится пришествие Владыки.
Тень зиккурата стала одним из символов будущей власти Гаапа.
— Прекрасно выглядишь, — произнёс он, когда женщина переступила порог кабинета.
— Спасибо, баал, — поклонилась Ксана. — Теперь это не трудно.
Ей было тридцать, но она сохранила, а точнее — вновь приобрела, — влекущую свежесть и стройность ранней молодости, когда прекрасный цветок лишь распускается и входит в силу. Высокая, черноволосая, с полной грудью и длинными ногами, Ксана прекрасно выглядела и раньше, а обретя силу ведьмы, превратилась в сногсшибательную красотку, избавившись от мелких недостатков в виде слишком длинного носа и лишних, как ей казалось, килограммов.
Ксана тратила на внешность и фигуру изрядную часть силы и много времени.
— Ты кажешься удовлетворённой, — усмехнулся Ястребиный.
— Я имею всё, что нужно, баал, — женщина вновь поклонилась. — Благодаря вам.
Она знала, что Гаапу нравится лесть, в том числе — грубая.
— Благодаря своему таланту.
— Необработанный алмаз всего лишь камень, баал, который могут не заметить. Для настоящей драгоценности нужен опытный ювелир. — Женщина многозначительно посмотрела на Ястребиного. — Мне достался самый лучший.
— Хорошо, что ты это понимаешь.
В действительности, Гаап, несмотря на свою силу и проницательность, не знал, как ему относиться к Ксане. С одной стороны, она изменилась, потемнела, почти обратилась в настоящую грешницу — бездушную и беспощадную. Но именно почти… К тому же её главное умение, талант, из-за которого Ястребиный заинтересовался Ксаной — менять отражения по своему желанию, — не проявлялся с момента инициации, поэтому Гаап считал, что Тьма не овладела женщиной полностью. И это обстоятельство его нервировало. Ястребиный видел, что Ксана не сопротивляется Тьме, охотно отдаётся пороку, перепробовала все прелести жизни Первородных, искусно управляла течением Ша, выстраивая весьма непростые заклятия, но что-то внутри неё не сдавалось и продолжало сопротивляться Злу, не позволяя раскрыться полностью.
И Гаап решил, что Ксане нужно пролить больше крови.
— Требуется твоя помощь.
— Просто помощь? — улыбнулась женщина.
— Ты слышала об Ольгине?
— О нём все слышали, баал.
— Пожалуй… — усмехнулся Гаап. Но тут же стал серьёзным: — Существует политический запрос на устранение Ольгина, поскольку его дурацкая выходка вызвала раздражение… у всех… — Он сбился чуть-чуть, почти незаметно. — Сегодня ночью на Преображенское кладбище ездили истребители, но эти идиоты его упустили.
— Я должна убить Ольгина? — равнодушно уточнила Ксана.
— Ты должна контролировать происходящее, и если Братство не справится, — убить и Ольгина, и тех дураков, которых он не прикончит.
— Где сейчас Ольгин?
— В том-то и дело, что никто не знает, — развёл руками Ястребиный. — Тебе придётся провести расследование.
— Я всё сделаю, баал, считайте, что Ольгин уже мёртв.
«Вот и хорошо, девочка, делай, — усмехнулся про себя Гаап. — Распутство и порок — это хорошо, но на тебе должна быть кровь. На тебе должно быть много крови. Только она сделает тебя по-настоящему грешной…»
— Если за тебя взялись по заказу кого-то из высших, то обязательно отыщут, где бы ты ни спрятался, — произнёс Кирилл, нажимая кнопку вызова лифта. — Учётчицы в Москве всё ещё нет, но твоё обнаружение всё равно вопрос времени, поскольку нужное умение есть не только у неё. В конце концов, истребители могут обратиться к Иннокентию, а он вынюхивает беглецов профессионально.
— Я понимаю, — вздохнул Ольгин, поглаживая перебинтованную руку.