Отражения

— Я путешествую, — коротко ответила Марси. — Недавно на меня накатила тоска, я отправилась в Питер и нашла себя. Хотела вернуться домой, но услышала смех моря и поняла, что должна оказаться в другом городе. Я не знала, в каком. На Невском я встретила женщину, с которой обменяла свой билет до Москвы на её — в Симферополь. Я вышла из аэропорта, а водитель крикнул: «Девушка, у нас есть свободное место! Бесплатно!» Я согласилась составить ему компанию и по дороге узнала, что еду в Севастополь.

— Интересная история.

— Думаю, всё связано с Пророчеством, — продолжила Марси, то ли не расслышав, то ли не обратив внимания на замечание художника. — В последнее время я часто о нём думаю.

— Что за пророчество? — насторожился Редька.

— Не знаю. Я его не читала, но знаю, что оно есть, и я не просто так оказалась в Севастополе, — девушка улыбнулась. — Когда я ехала в Питер, я не понимала, что происходит, думала, что меня несёт тоска, и лишь потом осознала, что всё в моей жизни имеет смысл. Просто я его не понимаю… Не всегда понимаю… сразу… Возможно, в нашей встрече тоже есть смысл.

— Наша встреча была предопределена, — рассмеялся в ответ художник. — В сезон я здесь каждый день — продаю работы.

— Раздаёшь людям кусочек себя, — Марси помолчала.

— Звучит немного пафосно, но мне нравится.

— Какими ты видишь свои лучшие работы? — вдруг спросила девушка.

— Они заставляют молчать.

— Почему это важно?

— Потому что сильные чувства переживают молча. Люди впитывают картину и не видят ничего вокруг — им становится не с кем говорить.

— Может быть… — Марси вновь повернулась к работам Редьки. К парусникам в Море и Небе, котам, гуляющим где вздумается, и удивительным подводным городам. К работам, в которых прошлое сплеталось с невозможным, создавая будущее. Повернулась, посмотрела примерно с минуту, молча впитывая в себя холсты, а затем негромко сказала: — Кажется, я поняла, зачем мы встретились.

— Зачем?

— Ты должен написать Пророчество.

— Я ничего о нём не знаю.

— Я тоже, — пожала плечами девушка. — Но оно должно быть связано с морем и небом, которые отражаются друг в друге, наполняя мир светом и силой. Где-то в их смешении скрыто зерно древних слов, но его нельзя пощупать — только почувствовать. И я думаю, Редька, тебе нужно почувствовать это зерно и вырастить из него новое отражение. Ты должен написать Пророчество.

Растерянный художник поднялся, тут же вернулся на табурет, погладил бёдра, встал, потоптался рядом с Марси, разглядывая собственные картины так, словно впервые увидел, и неожиданно для самого себя ответил:

— Я постараюсь.

— Почему? — тут же спросила девушка, незаметно подмигнув рыжему коту. — Я сделала очень странное предложение.

— Ты и сама странная, — хмыкнул Редька. — Но ты права: мне давно пора написать что-нибудь новое.

— Не новое, — покачала головой девушка. — Ты должен написать то, что видишь только ты.

— В любом случае, я согласен.

— Договорились, — кивнула Марси. И добавила: — Ты дал слово.

— Но не назвал сроки.

— Ты напишешь быстро, — уверенно ответила девушка. — Я чувствую.

Они помолчали.

К картинам подошли люди, пара туристов в панамах, легчайших одеждах и солнечных очках, которые они не сняли, разглядывая выставленные работы. Что они могли увидеть в очках? «Просто рисунки»?

— Смотри, какая киса! — засмеялась женщина, устав от созерцания картин.

В ответ поднявшийся рыжий выгнул спину и зашипел.

— Наверное, дикий.

Туристы направились дальше, к памятнику Кораблям, а Редька спросил:

— Что ты делаешь в путешествиях? Любуешься миром?

— Вспоминаю его.

— Ты слишком молода, чтобы ничего не помнить.

— Я умею видеть отражённое.

— Это талант?

— Это жизнь.

— И каким ты видишь мой город?

— Сильным.

Несколько секунд художник обдумывал ответ, а затем кивнул:

— Да, он такой.

— Такой, — подтвердила Марси. — Твой город очень сильный.

И она не лгала.

Севастополь встретил девушку солнцем, но в прищуре старых домов прятались тени. Севастополь казался по-южному сонным, расслабленным, но каждый его камень знал кровь, много раз отразился в алых каплях, впитал её, горячую, спрятал под пылью минувших дней и запомнил навсегда. Каждый камень знал подвиг, но не кричал о том хвастливо, потому что подвиг — это кровь, а кровь делает молчаливым. Каждый камень отразился в небе моря, и море отступило, признав Севастополь твердью.

Поэтому Марси видела его сильным.

И даже трипалы, низшие грешники, захватившие крепость после смерти предыдущего принципала, не смогли унизить город и превратить в грязное место. Трипалы ушли, оставив после себя лишь резкую вонь, брезгливо рассеянную развеселившимся ветром. Трипалы ушли, но демоны, их пославшие, не собирались мириться с поражением, и Марси знала, что они обязательно вернутся.

«И один из них поблизости, — неожиданно подумала девушка, ощутив ауру высшего Первородного. — Где-то совсем рядом…»

Рыжий кот зевнул и повернул толстую башку в сторону Тридцатой батареи.

* * *

«Проклятый Виссарион! Обманул! Специально подстроил! Задурил голову!»