Отражения

— Той ночью — нет. Зато сегодня скончался владелец «Подпольного Шомпола», господин Му. Он умер по естественным причинам, никто ничего не заподозрит… — в чёрных глазах гостя загорелся нехороший огонёк. — Но перед смертью господин Му успел ответить на несколько моих вопросов. Среди которых был такой: с кем встречался шофёр Элизабет той ночью?

Он действительно не собирался трогать Виссариона, в конце концов, ему была нужна Тетрадь, а не мёртвый Архивариус, зато он знал цену, за которую вожделенную, а главное — запретную — вещь можно приобрести.

— Вечером, — поправил гостя Виссарион. — Шофёр приезжал в «Шомпол» вечером.

— Совершенно верно, — улыбнулся баал. — И я думаю, тем вечером ты его убил, Обуза.

— Шофёр вышел из заведения и уехал — это видели все.

— Но за время вашей встречи у него появилась беспроводная гарнитура, которой он никогда не пользовался — я проверил. — Баал выдержал ещё одну паузу. — Я не знаю, кто тебе помогал, и у меня нет желания с вами связываться, ребята. Я просто хочу книгу.

— Вряд ли Молоху нужна Севастопольская тетрадь, — неожиданно твёрдо произнёс Обуза. И таким же тоном почти приказал: — Перестаньте лапать книги, баал Фокалор, они не любят чужих.

— Вижу, мы заговорили по-деловому? — рассмеялся гость, послушно оставляя старый том в покое.

— Я задал вопрос.

— Тетрадь нужна лично мне, — Фокалор намеренно выделил слово «лично». — Молох ничего не узнает ни о ней, ни о том, где был и с кем встречался шофёр Элизабет. Тем вечером.

— При всём уважении, баал, одного слова недостаточно, — Виссарион покусал губу. — Если вам действительно нужна Севастопольская тетрадь, придётся клясться на крови.

— Договорились!

Punto

— Морские коты особые, — негромко произнёс художник, разглядывая греющегося на солнце рыжего. — Они не терпят воду, но ходят в дальние страны, не любят волны, но обожают на них качаться, смотрят на бескрайний океан, а он шепчет им свои тайны.

— Чем коты его подкупили?

— Море порождает миллиарды отражений, и кошки видят их все, даже скрытые. Кошки видят те Отражения, какие были, какие будут и какие поменяют мир. Кошки проходят сквозь все отражения, безошибочно выбирая то, которое реальное. Море удивляется и любит их.

— А они любят?

— Они принимают любовь как должное.

И Марси улыбнулась пушистому рыжему наглецу, растянувшемуся на разогретом севастопольском камне, спящему во всех отражениях разом или где-то бодрствующему, знающему, что мир постоянно меняется, и зевающему на это. Марси улыбнулась, а кот поднял голову и уставился на девушку пронзительно-зелёными глазами. Уставился так, что не понять: к добру или худу, можно лишь смотреть в ответ и ждать, что получится.

«Морские коты особые…»

Море всё делает особым, заставляет жить своим дыханием и учит заглядывать за горизонт, потому что оно — бесконечность. Море отражает небо и прячет в глубине своей души, чтобы завтра вернуть его образ разбегающимися по свету облаками. Море отражает ветер, искажая миллиарды отражений, которые он приносит изо всех уголков реальности. Море жонглирует отражениями, а кошки бродят между ними, выбирая настоящее. Для них это игра, и Море смеётся.

Наверное, поэтому Марси приехала в Севастополь: из Питера девушка собиралась вернуться в Москву, но услышала смех другого моря и выбрала самолёт в Крым. И теперь дышала ветром Артбухты, любовалась рыжим котом и слушала хромого художника Редьку, в чьих картинах время смешивалось с фантазией, порождая отражения невозможного.

Которые он не знал, но видел.

— Иногда мне кажется, что море — это не часть мира, а другой, особый мир, случайно соединённый с нашим во время Великого Делания, — продолжил Редька, переводя взгляд с кота на волны. — Миры слились, но не смешались, отразились, но остались чужими, ревностно хранящими свои тайны друг от друга. Когда я так думаю, то вижу города, парящие в толще воды без якорей и крыльев, вижу корабли, летящие по волнам и облакам, и дельфинов, прыгающих из Моря в Небо.

— Ты отражаешь море в своём сердце.

— Мир моря, — поправил девушку художник.

— Мир, который ты видишь в калейдоскопе миллиардов отражений.

— Мир, который я придумал.

— Мир, который ты создаёшь.

Редька посмотрел на выставленные полотна, хмыкнул и качнул головой. Ему было приятно слышать эти слова, но не верилось в них.

Трудно представить себя создателем…

И странно слышать подобные размышления от молодой, лет двадцати, не больше, девчонки, с густыми светлыми волосами, небрежно сплетёнными в толстую косу. От красивой девчонки в шортах, лёгкой майке и очках в чёрной пластиковой оправе, в кроссовках и с рюкзаком, которая подошла к выставленным работам, какое-то время смотрела на них, а потом заговорила о том, как Море меняет мир, играя с дерзкими котами.

— Кто ты? — тихо спросил Редька.