Отряд отморозков. Миссия «Алсос» или кто помешал нацистам создать атомную бомбу

Даже защитники Оппенгеймера не стали бы отрицать, что ему было присуще высокомерие, и на Паша он смотрел как на существо, по интеллектуальному развитию стоящее на куда более низком уровне, что, несомненно, было правдой. Это, однако, не означало, что Паш был недоумком. Он не допрашивал физика «на русский манер», но задал несколько каверзных вопросов и ловко переключил внимание с британского инженера (Паш и так о нем знал) на самого Оппенгеймера. Почему тот ждал столько месяцев, чтобы рассказать об этом? Раз уж он так лоялен и беспокоится о безопасности проекта, почему бы ему не назвать профессора, который обратился к нему как посредник?

Загнанный в угол, Оппенгеймер попытался найти выход, но запутался еще больше. В какой-то момент он признал, что был бы «не против» поделиться атомными секретами с Россией, но главное – не тайно. Паш был ошеломлен. Затем Оппенгеймер без всякой подсказки начал рассуждать о том, что британский инженер сделал бы с полученными сверхсекретными документами. Наверное, предположил Оппенгеймер, переснял бы их на микропленку и передал в местное консульство. Это заставило Паша задуматься, откуда якобы невиновному ученому известен советский порядок доставки документов в Москву.

Если Оппенгеймер надеялся успокоить Паша, то сильно просчитался. Позже Паш назвал его показания в тот день «сплетением лжи» и «нелепой выдумкой»; из-за своего отказа отвечать на самые острые вопросы он выглядел неуверенным в себе и уклончивым. Всегда немного склонный к театральности, Оппенгеймер закончил ту беседу словами: «Я бы в полной мере заслуживал расстрела, если бы сделал что-то неправильное». На Паша это представление не произвело впечатления. Ранее в ходе беседы он сравнил себя с гончим псом и дал Оппенгеймеру понять, что, почуяв запах, намерен продолжать идти по следу.

В последующие месяцы Паш сдержал обещание. «Мы не выпускали Оппенгеймера из виду, – вспоминал он. – Следили за каждым его шагом. Каждое письмо просматривалось, каждый телефонный звонок прослушивался, каждый контакт проверялся и изучался». Однажды, когда Оппенгеймер, отправившись в ресторан, оставил в своей машине чемоданчик, в нее забрались две «мурашки» и обшарили его вещи. Они нашли остатки джина, бутылку бренди 27-летней выдержки, нижнее белье, батарейки и лекарства от диареи, но, увы, никаких шпионских документов. Еще одним безупречным в юридическом отношении действием стало взятие под присягой показаний против Оппенгеймера у 12-летнего мальчика.

Со своей стороны, Оппенгеймер всячески старался доказать свою лояльность. Во время третьей беседы он назвал сотрудникам спецслужб имена еще нескольких предполагаемых коммунистов: своих студентов, секретаря, близкого друга и его жены. Он также предложил внедрить через Манхэттенский проект тайных агентов в местное научное сообщество для слежки за коллегами. Все это может разочаровать тех, кто считает Оппенгеймера мучеником из-за преследований, которым он подвергся в период маккартизма 1950-х гг. Но в те дни, когда он отчаянно пытался восстановить свою репутацию, он не гнушался ничем и был готов предать почти любого.

Что же касается Паша, фанатизм сослужил ему не лучшую службу. В слежке за Оппенгеймером и другими подозреваемыми он часто применял крайние меры, например, охотясь за диверсантами, остановил пассажирский поезд, что привело в ярость железнодорожных чиновников. У него также была дурная привычка красть из кабинетов своих начальников секретные документы – на следующий день он с ухмылкой возвращал бумаги, чтобы преподать им урок соблюдения мер безопасности. Это никому не нравилось. Паш разозлил почти всех старших офицеров, с которыми работал в течение года, и к концу 1943 г. они искали способ от него избавиться: хорошо бы послать его в Европу, а еще лучше – туда, где стреляют. Очень кстати у Гровса нашлось задание, соответствовавшее этим пожеланиям.

Глава 30

Прекрасный Пенемюнде