Во второй половине 1943 г. британцы стали замечать признаки того, что, как и предрекали немецкие генералы, «веселье» с «Фау»-оружием вот-вот начнется. Здравый смысл подсказывал, что нацисты будут запускать ракеты с севера Франции – ближайшей к Лондону подходящей точки. Как назло, самолеты-разведчики действительно обнаружили там нечто крайне неприятное: немцы усиленно трудились над созданием масштабной инфраструктуры. В некоторых случаях они устанавливали нечто вроде гигантских лыж – рельсов для запуска ракет к целям. Рядом рылись траншеи – настоящие каньоны – для сооружения гигантских бункеров. Хуже того, сбежавший французский военнопленный, который в июне 1943 г. добрался до американского посольства в Швейцарии, заявил, что недавно сопровождал контейнер с тяжелой водой в Пенемюнде. Он не знал, для чего она предназначалась, но, учитывая, что тяжелая вода применялась не в ракетной технике, а только в ядерных исследованиях, интерпретировать эти данные оказалось несложно. Нацисты явно разрабатывали в Пенемюнде атомные ракеты, а заодно сооружали на севере Франции пусковые площадки, чтобы направлять их в сторону Лондона.
Но не все пришли к таким пугающим выводам. Влиятельная группировка в британской разведке считала ракетную опасность преувеличенной и призывала не обращать внимания на Пенемюнде, уверяя, что это просто завод по производству авиационных бомб или даже безвредных мощных насосов. Незачем изобретать новые угрозы, нацистских танков и истребителей и так достаточно для беспокойства, уверяли они. Вскоре в разведывательном сообществе Соединенного королевства разразилась настоящая гражданская война, и ситуация накалилась настолько, что 29 июня Уинстону Черчиллю даже пришлось выступить в качестве арбитра в ходе специального ночного заседания. Проходило оно в подземном помещении, глубоко под правительственными зданиями Уайтхолла. Там, за массивной зеленой дверью со смотровой щелью, находился командный центр британского правительства, темное пространство без окон с П-образным столом, покрытым синей тканью.
В ту ночь друг против друга выступили доверенные лица Черчилля – Дункан Сэндис и Фредерик Линдеманн, лорд Черуэлл. Родившийся в Германии Черуэлл был известным физиком из Оксфорда и отличался отвратительным нравом: по слухам, он презирал евреев, женщин и африканцев, а все свои добрые чувства направил на Черчилля, в которого был чуть ли не влюблен. Он служил личным научным советником премьер-министра и в этом качестве настаивал на незначительности угрозы, которую мог представлять Пенемюнде. Против него выступал Сэндис, офицер разведки и зять премьер-министра, восемь лет назад женившийся на Диане Черчилль. В начале войны Сэндис едва не потерял ногу, попав в аварию, когда однажды ночью его водитель заснул за рулем. Он пережил несколько изнурительных месяцев реабилитации, и Черчилль, сжалившись над ним, назначил его руководителем комиссии по изучению ситуации в Пенемюнде. Такой знак благосклонности вывел Черуэлла из себя, и он невзлюбил молодого соперника.
Той ночью Сэндис первым представил свой доклад, суммировавший все доказательства, которые собрала его команда: показания пленных, сообщения агентуры, разговор между фон Тома и Крювелем, разведывательные фотографии ракет в Пенемюнде и бетонных бункеров, строящихся на севере Франции. Изложение своих доводов он завершил пугающей статистикой. Учитывая их предполагаемый размер, «Фау»-ракеты могли убить или ранить примерно 4000 человек за раз; при запуске одной ракеты в час в течение месяца число жертв среди гражданского населения может составить 2 млн.
После выступления прокурора Черуэлл изложил доводы защиты. Он намеревался унизить Сэндиса, но вынужден был соблюдать осторожность, выступая против зятя Черчилля. Поэтому он заявил, что просто хочет сыграть роль advocatus diaboli, адвоката дьявола, и затронуть несколько аспектов из доклада Сэндиса. Во-первых, по его мнению, пленные и агенты – источники заведомо ненадежные. Слишком полагаться на них не стоит. Что касается разведывательных фотографий, то они были сделаны с такой большой высоты, что детали в лучшем случае выглядят неоднозначными. Там, где Сэндис видит «ракеты», он, Черуэлл, видит только расплывчатые белые пятна, а они могут быть чем угодно. К тому же если бы немцы действительно испытывали огромные разрушительные ракеты на побережье Балтийского моря, то британские агенты в Швеции – всего в 150 км – наверняка хоть что-то бы о них услышали. В припадке гордыни Черуэлл настаивал на том, что немцы никак не могли разработать такие сложные ракеты, потому что британские инженеры пока не достигли ничего подобного, а фрицы определенно не могут опережать наших парней. Черуэлл пришел к выводу, что кляксы в форме труб на фотографиях, скорее всего, были вовсе не ракетами, а «авиационными торпедами», запускаемыми с самолетов, – обычное вооружение, ничего особенного. Возможно, все это вообще было обманом, призванным отвлечь союзников от реальной опасности в каком-то другом месте.