Отрочество 2

Показалось вдруг, што всё… всё неправильно! Лишние здесь не только пушки, но и ружья, пусть даже и прадедовские, а надо — пращи ременные, копья с грубыми широкими наконечниками, да ростовые щиты. Вот где бурам самое место!

Размышлял пока таким образом, сам и не заметил, как нарисовал… как надо.

— Егор!

Соскочил с лошади, обнялся с братом.

— Спешу, — торопливо заговорил он, — совещание у Жубера, мне велено быть.

— Однако!

— А! — он махнул рукой, — Видел бы ты… а впрочем, хочешь пройти?

— Шутишь?!

Сниман, при котором состоит ныне Мишка, смерил меня взглядом, но согласился. После Мафекинга и своей толики славы, брата он считал то ли адъютантом, то ли… и вернее всего, талисманом.

Переброшенный на усиление под Ледисмит, он потащил с собой не только Пономарёнка, но и Чижа. Показная кальвинистская скромность, это канешно да… но и тщеславие, как оказалось, бурам не чуждо. Иметь при штабе художника, да ещё и «с именем» генералу лестно. Вроде как повышается… што-то там.

Когда мы подъехали к штабу, расположившемуся в большущей палатке, я понял наконец все эти Мишкины взмахи.

— Да… — сдвинув на затылок пробковый шлем, обозреваю галдящую толпу около штаба. Чуть не две сотни человек, и такой себе Ноев ковчег…

— Никак не привыкну, — сказал Мишка, раскланявшись с супругой одного из коммандантов, шествовавшей в штаб под руку с мужем — в полной уверенности, будто там ей и место.

— Жорж! Жорж! — хлопок по плечу, и сияющая морда Жан-Жака, а потом — железные объятия. Искренне ему обрадовался, представил брата.

Из несколько бессвязной речи палестинского знакомца стало ясно, што здесь он подвизается в качестве волонтёра, но вдобавок и пишет… иногда даже и печатают!

Разговоры наши быстро прервали, в штабе началось совещание, и лишних начали оттеснять. Не обошлось без скандалов — некоторые буры, не имея под собой даже единственного подчинённого, искренне считали себя равными страшим офицерам, планируя участвовать в совещании и несомненно — высказывать свою, единственно верную точку зрения. В ход пошла такая аргументация, как размеры пастбищ, заслуги предков во время Великого Трека, и почему-то — отсылки на Библию. Мне последнее решительно непонятно, но брат, похоже, вполне…

— Ничего не понимаю, — пробормотал Жан-Жак с горящими глазами, — но очень интересно!

Женщин, к слову, удалить из штаба не удалось, несколько немолодых особ остались там, принимая самое живое участие в обсуждении. По-видимому, офицерское звание мужа эти дамы считают в равной степени своим… и самое странное, окружающие не видят в этом ну ни ничего удивительного!

Оттеснили наконец лишних, снова поскандалили, а мне удалось пробиться вместе с Мишкой в первые ряды. Собственно — брату, как офицеру из свиты Снимана, а я уже при нём, репьём зацепился. Парочка здоровяков встала по бокам, оберегая нас от толкотни, и всеми повадками напоминая Товию с Самуилом.

Понимаю через слово, и так-то не великий знаток, да вдобавок генералы выражаются то витиевато, обильно удобряя речь библейскими цитатами, то напротив — срываются в низкий африканерский жаргон, чуть ли не пастушеские термины.

Ясно только, што Жубер стоит за продолжение осады, а Бота, Девет и примкнувший к ним Сниман давят главнокомандующего, ратуя за штурм.

В одну минуту разгорелась склока… Степенные буры вели себя совершенно как мужики на сельском сходе, едва ли не хватая друг друга за грудки.

— Попрекают, — зашептал мне Мишка, дыша горячечно в ухо, — подсчитали потери от болезней и постоянных стычек только под Ледисмитом, и говорят, што дешевле обошёлся бы даже самый кровавый штурм.

— Это так?

Не успел он мне ответить, как Сниман, распушив бороду, ринулся в новое наступление, напирая на важность Ледисмита, как транспортного узла.

— Вместо того, чтобы оккупировать Наталь в начале войны, ты сосредоточил все силы на Ледисмите, что позволило англичанам перебросить в страну войска! Хватит бездействовать!

Мозг додумывает непонятные слова, речь понятна «вообще», по контексту.

— Аппелирует к низовой демократии, — снова начал переводить Мишка, заметив моё непонимание речи — мало того, что на голландском, так ещё и сплошь библейские цитаты! Отдельные слова понимаю, но во што-то осмысленное в моей голове они никак не укладываются. А они так разговаривают!

— Што?! — заметил Мишка моё удивление, — Я с детства в таком варюся! На любые темы могу разговаривать, используя только нековерканные цитаты.

— Ага… ну, што там…

— Погодь… Матфей… А! Говорит, што нельзя уподобляться Антихристу, и што люди должны иметь свободу воли… Всё через демократию делать, так навроде, — не слишком уверенно сказал он, — нельзя давить на людей, заставляя их идти в атаку…

Речь Жубера прервал Бота, и Мишка, позабыв о переводе, принялся вслушиваться, одобрительно выкрикивая слова поддержки вслед за бурами. Поднялся гвалт, буры принялись давить голосом, и… стало вдруг ясно, што Жубер стар, и как многие старики, он хочет покоя.

По-видимому, ясно это стало не только мне, так што спор быстро закончился полной победой сторонников наступления, назначенного на утро.

Глава 25