Отсебятина

Привычное прикосновение к форменной фуражке и лёгкая мечтательная улыбка были мне ответом. А пожелание доброго пути вослед, прозвучало будто-бы из-под запертой на ключ двери старинной залы вокзала…

Станция Графская

Николаевской железной дороги, 1868

— 2023 год, третье декабря, воскресень

Не могло быть иначе…

— Ждёшь?

— Жду. Ты же знаешь, какими бывают мальчишки. Сколько б им ни было лет, а всё строят из себя.

— Ну, ды-к!

— Ничего?

— Да я тебя не тороплю!

— А собака?

— Ну, ты ж видишь. Ей интересно.

— Ага! Знакомый запах сгустился и воплотился в видение.

— Так вы виделись уже, и даже неоднажды, прошлой-то зимой.

— Ой, да когда это было! Она и не помнит.

— Может и так.

Оставив, наконец, жевать приготовленную специально для него морковку, брат косули дробно взбрыкнул сугробом. Задираясь нежно, по-братски, кинул в сестру щепоть снежинок, как мелких алмазов или же горсть распавшейся на капли аквамарина воды, и с криком «Догоня-я-яй!» убежал в лес.

Косуля, воздев невидные брови к потолку неба, извинилась тем за родственника, прошептала несколько высокомерно, но вместе с тем любовно: «Ох, уж эти мальчишки…», после чего последовала за ним, переваливаясь, ровно утка либо, что вернее, несколько по-верблюжьи, приводя в волнение сугроб пышного крупа.

Я помахал ей на прощание рукой, и потрепав собаку промеж ушей, пошёл в дом.

Облака, что с рассвета пучило снегом, не смогли удержаться дольше, чихнули и припустились за лесными козочками, оставляя за собой широкую, неохватную взглядом, прозрачную до земли, сероватую от того полосу.

А ввечеру… Собака, вздрагивая во сне, часто, с присвистом, дышала и перебирала лапами, задевая стену. Судя по всему, ей почти удалось нагнать косулю, но в последний момент она сбавила ход, затем остановилась и принялась вертеть хвостом. У неё хватало духу подойти ближе, но захватило дух от такой естественной, ничем не испорченной красы! Иначе и быть не могло.

Маленькие радости

Не бывает в жизни маленьких радостей, они все большие, просто их стоит разглядывать через увеличительное стекло, сквозь лупу благодарности своего появления на свет.

До поры до времени дОлжно восхищаться всем и должнО восхищать всё, каждое проявление жизни, в прямом смысле слова: пробуждение, голод, пыльный запах снега и сладкий — цветов, томление зноя, нега речной воды на рассвете, озноб после невовремя сна. А также и вздох. Всякий! Счастливый и горестный, восторга и просто так, когда требуется перевести дух.

Человек обязан уметь не пройти мимо тонкого следа, протоптанного строем муравьёв на песке и похожего, что прочертил моллюск на речном дне. Поддаться обаянию бытия и всем его искушениям, среди которых — невозможность удержаться подставить лицо дуновению ветра или руку — течению воды, также, как иным невинным и бесконечным радостям жизни.

Среди прочих, — как же без того, — разглядеть едва видные следы зайца на заветренном снегу. Скромные, неглубокие, нежные, они будто чудятся, ибо заяц не ставит себя наперёд других, в лесу есть особы и повесомее. Улыбаясь кротко он пробегает мимо со словами: «Я не побеспокою, я только на минуточку, вы мне не мешаете…» — но тут же, под изумлённым взором дубов, протискивается промеж кустом и прижавшим его к земле сугробом, оставляя после себя зияющие наготой тонкие ветки, да изрядно попорченные очертания старательно наметённой ветром кучи снега.

Это ли не радость — подметить это сё?

…

— Так-таки и нее бывает в жизни маленьких радостей?

— Есть те, до которых мы не доросли.

Так…

— Забели молочком-то, чаёк! Не дело девице крепкое пить.

— Так тож не вино, баушка.

— Я тебе! Ишь, заговорила! Нешто взрослая стала?! Имей приличия! Цвет лица портится от крепкого чаю.

— Подумаешь! Я и так не красавица.

— А то не тебе судить. Ходи, с чем дадено, не порти зазря, невелика ноша-то, облик свой блюсти, как следует.

По сию пору, наливая себе крепкого, неженатого чаю, мне делается неудобно перед бабушкой, из-за того, что не слушаюсь, порчу неказистое своё обличье, не берегу его. Давно уж нет моей милой старушки на свете, а наставлениями своими сумела она загодя расставить всю жизнь по местам, от начала и до самого конца.

Отчего мы не слышим вовремя сказанных слов? В тот самый час, когда они кстати, отмахиваемся от заключённой в них правды, словно от мухи или комариного фальцета.

Говорят, ты скорее приймешь то, с чем уже свыкся. Это также, как в скопище многолюдья выискиваешь знакомца, и устремляешься к нему, не замечая, что проходишь мимо интересных, быть может, куда как более приятных, но неведомых тебе людей. Так и писанное, и сказанное принимается не сразу, а по мере того, как делаешься способным его понять. И только тогда открываются истины, одна за одной, часто в пустой след.

— Ну, как же мне раньше-то про это никто не сказал!.. — Сокрушаешься ты, досадуешь на родню и друзей, покуда не вспоминаешь про то, что было уже говорено, и не раз. Да только не умел ты услышать тех наставлений…

«Имеющий уши…?»16 Воистину, это так.

Дождевая вода