Отшельник

– После третьей канавы нас начали бить, – бригадира передёрнуло от неприятных воспоминаний. – Толпа в полсотни рыл с палками, велосипедными цепями и обрезками арматуры. Точно вам говорю, Андрей Михайлович, я такого и в девяностые годы не видел. Гороховец маленький и тихий, беспредела по минимуму. Эти отметелили моих работяг, автобус раскурочили, и попросили передать…

– Прилизанный мужичок в дорогом костюме и лаковых ботинках? – уточнил Самарин, заранее зная ответ.

– Ага, интеллигентный такой и вежливый до тошноты. Представляете, Андрей Михайлович, в лесу ковёр постелен, на ковре кресло чуть ли не музейное, а в кресле этот тип с сигарой и бокалом в руке. Сказал, что будет ждать до утра, но включает счётчик на две тысячи евро в час. Утром обещал перейти к радикальным мерам.

Полина Дмитриевна, присутствующая при разговоре, сняла со стены двустволку:

– Не знаю как ты, Андрюша, но за такие деньги я их сама в лесу закопаю и никто даже с собаками не найдёт, если вообще искать будут.

– Ты с какого дуба рухнула? – возмущённо удивился Самарин. – Если забыла, то у нас за воротами три сотни… хм… реконструкторов.

Уточнение было сделано в целях конспирации, но бабушка Поля поняла правильно. Поняла, но не одобрила:

– Видела я их. Один более-менее нормальный, а другие сопляки и птенцы желторотые.

– Вот и проверим в деле.

– Хочешь пацанов против отморозков послать?

– Тут ещё вопрос, кто кого отморозит. И не забывай, именно они поедут с тобой в Нижний Новгород. Как доверять непроверенным людям?

– Чёрт с вами, – Полина Дмитриевна вернула ружьё на стену. – Сам решай.

– И решу, – оставил за собой последнее слово Андрей Михайлович, и пошёл искать князя Еропку.

Впрочем, Иван Евграфович так и сидел за столом, коротая время за неторопливой беседой под хорошую закуску. А кто бы ушёл? По местным меркам подаваемые блюда достойны трапезы ромейских кесарей. Вроде бы всё просто, но… но вместо жёсткой как подошва давно ношеного сапога кабанятины – свиные отбивные с гарниром из жареной картошки, вместо провонявших сосновой смолой глухарей – печёные в духовке бройлерные куры, белый хлеб из электрической хлебопечки вообще выше всяких похвал.

(Примечание автора: Мне доводилось едать кабанятину, лосятину, медвежатину, оленятину, зайчатину и глухарятину, утятину и гусятину. Диких, разумеется, и добытых охотой. Вывод однозначный – ну его нафиг! Но это чисто моё мнение, не претендующее на истину в последней инстанции.)

Ещё князю Изборскому очень понравился коньяк. Поначалу он с недоверием отнёсся к заморскому напитку, но после объяснений, что это сделано из того самого винограда, что после потопа посадил Ной на склонах Арарата, с удовольствием приобщился к благодати. Так что был Иван Евграфович красен лицом, добродушен и весел.

– Богато вы тут живёте, княже! – он указал на вместительную солонку, наполненную до краёв, и стеклянную банку со смесью перцев. – Дорого ли брал?

– Да уж не дёшево, – ответил Самарин, присаживаясь напротив. – Сарацины из дальних стран привозят, так что сам понимаешь…

– Я бы прикупил малую толику.

Андрей Михайлович изобразил тяжкое раздумье и вздохнул:

– Хотел так подарить, да воровские людишки караван сарацинский разграбили. Только что сообщили.

– Татей надобно вешать! – князь Еропка стукнул кулаком по столу. – Обязательно на осинах!

– Согласен, – кивнул Самарин. – Только они в лесу засели, и обещают товар пожечь, ежели выкуп не принесу.

– Князья лихим людишкам выкупы не платят!

– Вот и я про это говорю.

Иван Евграфович решительно встал и схватился за рукоять сабли, с которой не расставался даже за столом:

– Ты, князь Андрей, нам только пальцем на татей укажи, а остальное мы сами сделаем. Для допросу кого оставить, али бес с ними?

– Сарацин там случаем не побей, – заметил отец Евлогий, заметно раздобревший за последнее время, оставивший мысли о самопожертвовании, и в свете открывшихся персперкит проникшийся идеями межконфессиального сотрудничества. – Зело полезные людишки.

– Всё правильно сделаем, – кивнул Изборский. – Благослови, отче.

Интерлюдия. (Вроде это термин из музыки, но пусть будет тут)

Гарик с детства любил смотреть фильмы про гангстеров, хотя и родился в благополучной интеллигентнейшей семье. Отец работал переводчиком в одном из советских посольств в самом центре Европы, мать преподавала литературу и слыла истинной ценительницей поэзии раннего Ренессанса, так что сына воспитывали в соответствии с правилами приличия и требованиями партии и правительства.

То есть, обязательная музыкальная школа по классу виолончели, кружки фигурного катания и бальных танцев, и непременное углублённое изучение английского языка с репетиторами. Вот тогда и попались мальчику видеокассеты с фильмами «Крёстный отец» и «Однажды в Америке» на языке оригинала. Их них маленький Гарик узнал главное – настоящий приличный гангстер должен быть красиво, стильно и дорого одет, изысканно вежлив с шестёрками и будущими жертвами, богат и удачлив. И никакого кокаина!