Отшельник

Самарин не стал комментировать и пошёл на стройку объявлять обеденный перерыв. А если всё настолько плохо, как предполагает бабушка Поля, то и выходной. Пришлось объяснять бригадиру, что планировавшийся на начало сентября фестиваль реконструкторов, посвящённый очередной годовщине ополчения Минина и Пожарского, по политическим мотивам перенесли на ранние сроки, а его, как главного организатора, предупредить забыли.

– Бюрократы, что ты сделаешь.

– А мы чем им помешаем? – не понял бригадир.

– Просто представь толпу здоровых мужиков, очень злых из-за того, что пришлось резко перекраивать все планы и срочно срываться с места.

– Представил, и что? Посидят у костра, водки попьют, песни под гитару попоют.

– Твоим работягам морды набьют.

– Им-то за что?

– Как знаешь, – пожал плечами Андрей Михайлович и выдвинул убийственный аргумент, с гарантией действующий на любую строительную контору. – Потом кто-нибудь вызовет милицию и твоих Джамшутов повяжут. Ни за что не поверю, будто у них есть вид на жительство и разрешение на работу.

Такая постановка вопроса в самом деле убедила, и наскоро пообедав, работяги погрузились в раздолбанный ПАЗ и уехали.

– Три куба бетона в минус, – сказал на прощание бригадир. – Завтра с утра расколотим, пока прочность не набрал.

Денис уже выкатил на берег обе пушки, зарядил их, и замаскировал орудия толстой фанерой от опалубки фундамента. Сверху набросал нарезанных ивовых веток, и с полусотни шагов позиция стала похожа на два поросших кустами холмика посреди стройки. Она в первую очередь привлечёт внимание, и лодьи причалят именно здесь. Два залпа в упор, а там можно отступить за ворота, поливая противника короткими очередями. Разумно.

– Кто это может быть, Дениска? – спросил Самарин.

– Москва или Тверь, больше некому. Удельные князья три сотни не соберут, а эти могут.

– А с Тверью у нас…

– Никак у нас с Тверью. Князь Борис Александрович не любит Шемяку, но против него не пойдёт. Ему любая смута на Москве только на пользу.

– Но из Твери по Волге удобнее.

– Удобнее, кто же спорит? Только он Казимиру Литовскому в рот заглядывает, и по его приказу вполне может показать Шемяке, что тот на Москве не совсем хозяин. Опять же, если Казимир Можайск воевал, то верного пса с собой брал.

– Весело вы тут живёте.

– Всегда так было, – не поддержал веселье Дионисий. – То московские тверских режут, то наоборот. Ядами травят ещё… Мы привыкли.

– Хреновая привычка, – Андрей Михайлович покачал головой и устроился поудобнее, приготовившись к длительному ожиданию.

А примерно через час заявился самозваный староста деревни со странным вопросом:

– Будешь ли посоху собирать, боярин?

– Это что такое?

Всё в Андрее Михайловиче указывало на человека богатого, родовитого, но иноземного происхождения, поэтому староста терпеливо пояснил:

– Стало быть, осьмнадцать нас душ мужеска полу. Оружие дашь, так и воевать за тебя станем. Своего нету.

Самарин заподозрил подвох, но никак не мог понять, в чём он заключается. Мужику наверняка уже доложили о численности плывущего сюда войска, и желание повоевать выглядит по меньшей мере странно. Рассчитывает разжиться дорогим оружием и свинтить в более спокойные места?

– Как, говоришь, тебя зовут?

– Филином кличут, боярин.

– Филин, значит, – кивнул Андрей Михайлович. – А вот скажи мне, Филин, зачем тебе в чужую драку лезть? Ни оружия, ни брони. Побьют же сразу.

– Побьют, – согласился староста. – Но лучше уж так, чем с голодухи. Нам без тебя всё равно зиму не пережить.

– А со мной, значит…

– Мы же не милостыню просим, боярин! Мы отработаем! Вот у тебя сарацины острожек ладить начали, но разве сарацин что толковое сделает? Курям на смех, а не работа. Ежели бы нас… за харчи, али ещё как…

Мысль использовать на строительстве местную рабочую силу приходила к Самарину и раньше, но что-то останавливало. Скорее всего, подсознательно не хотелось нарушать режим секретности. Хотя, какой сейчас к чертям режим? Что видят проплывающие по Клязьме купцы и селяне из деревни? Стоят, значит, в чистом поле распахнутые настежь ворота, а из них то сарацины с носилками выскочат, то боярыня в парче да жемчугах появится, то ещё какое диво. А перед закатом ворота закрываются и исчезают. И слухи о чудесах разлетаются во все стороны со скоростью ветра. В самом деле, что может быть чудеснее слухов о кучах дорогого железа, безжалостно закапываемого в землю? Не успеешь опомниться, как заявятся желающие отщипнуть кусочек от вкусного пирога. Не они ли, кстати, сейчас плывут?

– Ладно, Филин, с харчами позже разберёмся, – принял решение Самарин. – Сколько вас всего народу?

– Так осьмнадцать душ же.

– А бабы с детишками?

– Разве они…

– Не воевать, дубина! Загоняй их за ворота, и пусть сидят там тихо и ничего не трогают. Потом свою посоху гони в помощь боярину Кутузову.

– Тоже боярин? – удивился Филин.

– Ещё какой! Прямой потомок Александра Македонского по мужской линии, – пошутил Андрей Михайлович. – И пошевеливайтесь!

– Мы мигом, боярин, – поклонился староста и побежал в сторону деревеньки.