Отшельник

Есть в ночёвках на берегу реки в летнюю пору определённая прелесть, понимаемая душой и трудно передаваемая словами. Когда располагаешься ещё ввечеру, с неторопливой обстоятельностью выбирая место. Когда весело потрескивает костерок и небольшой пятиметровый бредешок с первого захода принёс нескольких жирных язей и кучу рыбьей мелочи для навара, когда крохотный островок на Оке позволит обойтись без незваных и неожиданных гостей, когда в голову никогда не закрадётся еретическая мысль о преимуществах простокваши перед хлебным вином… Когда автомат под рукой и бдительные часовые внимательно прислушиваются к осторожному плеску волн и комариному писку. Когда просто хорошо!

А деревенскому старосте по прозвищу Филин было настолько хорошо, что он порой думал, будто наяву попал в рай. Нет, не в тот рай, про который рассказывают попы, а в настоящий, куда после тяжкой жизни определяют работящих праведников. Вот что за глупости, сидеть в белой рубахе на облаке с гуслями в руках, и целыми днями напролёт славить Господа? Будто Господь сам не знает о своей славности.

Нет, настоящий рай совсем другой! Там нет голода, там каждому воздаётся за труды его по справедливости, там дети не умирают в младенчестве, а самым праведным дают огненный меч и определяют в ангелы. У князя Андрея Михайловича так и есть – чем чудесная пищаль с дивным именем «автомат» отличается от карающего ангельского меча? Кормёжка, опять же, исправная, и мясо каждый день невзирая на пост, как и полагается небесному чину.

Серебра за службу, правда, князь не обещал, но и без денег к тому всё идёт, что вернётся Филин из похода богатым человеком. Вот давеча наградили пятью бутылями из мягкого стекла, и если продать их на Москве…

– Эй, Филин, замечтался? – окликнул старосту Самарин. – Садись к костру пока рыба не остыла.

Тоже ведь чудо-чудное и диво-дивное, когда князья с боярами зовут разделить с собой стол. Оно, конечно, по старине так и полагается, но нынче такое только у Андрея Михайловича. Прочие же начальные людишки родовой кичатся, и с деревенщиной не то что за трапезу, но и под одним кустом нужду не справят. Истинно говорят – наступают благостные времена!

Филин перебросил автомат за спину и охотно пересел к костру, где один из ближников князя подал запечённого на железной решётке язя, переложив оного в диковинное блюдо из всё того же мягкого стекла. От рыбы одуряюще пахло пряными травами, названия которых староста в жизни ни разу не слышал.

Боярин Николай с вопросом посмотрел на князя Беловодского:

– Михалыч, вообще-то мы в походе, но наркомовские сто граммов после боя сам бог велел.

Филин решил, что Нарком, это ещё одно из имён Господа, и благочестиво перекрестился и шумно сглотнул. Он уже уяснил, что в неведомых граммах в Беловодье меряют зелено вино и более крепкое питьё.

– Можно, – согласился князь. – Исключительно по соточке.

– Норму знаем, – засмеялся боярин Иван, и в его руке чудесным образом появилась большая серебряная фляга. – Часовым не наливаем, они пивом обойдутся.

– Я бы тоже пива, – подал голос Кукушкин. – Под рыбку самое оно.

– С пивом раки хороши, – отозвался Николай. – Только ловить их неохота. Как представлю, что в воду лезть… Бр-р-р…

Староста с опаской вмешался в беседу нарочитых людей:

– Просим прощения, но раков на татей хорошо ловить?

– Это как? – заинтересовался Самарин.

– Прихватили бы одного давешнего татя, а когда бы тот провонял на солнышке, то верёвку ему за ногу, да в воду. Потом вытаскивай, да раков собирай. На тухлятинку самые крупные ловятся.

– В жопу пиво! – позеленевший Кукушкин протянул Ивану стаканчик. – Я тоже буду коньяк.

И как раз в этот момент на противоположной стороне островка раздался выстрел.

– Ну как же так, вашу мать? – ворчал Вадим Кукушкин, в свете галогеновых фонарей копаясь в ноге накачанного обезболивающими бородача. – В полной темноте, с пятисот метров, по своим, первой же пулей…

– Свезло так, боярин, – с гордостью оправдывался деревенский ополченец, в качестве наказания за удачный выстрел привлечённый к операции санитаром. – Они там кричали что-то, ну я и пальнул предупреждающим. Всё как боярин Иван учил.

– Предупредительным, – поправил Кукушкин. – Им в воздух стреляют.

– Как это в воздух? Зачем в воздух, ежели там никого нет?

– Ладно, заткнись… Вот здесь подержи.

Потерпевший оказался очередным гонцом из Москвы в Нижний Новгород к царю Ивану Васильевичу, посланный водным путём. Но на этот раз не от Шемяки, а от его противников, представителей немногочисленного выжившего в междоусобице московского дворянства. И плыл он по Оке не ради торга и выставления условий, а с отчаянной просьбой о незамедлительной помощи.

Оказалось, что хитроумный Дмитрий Юрьевич готовил несколько путей для почётного отступления, ради чего одновременно списался ещё и с Казимиром Литовским и князем Тверским Борисом Александровичем, обещая тому и другому Московский престол в вечное владение. На его предложения охотно откликнулись оба претендента, для чего подошли в силах тяжких с самыми решительными намерениями.