Отступник

Никто не посмел остановить рийат, и я последовал за ней. Черные косы сжимали голову девушки тесным обручем, пальцы Лойны нервно шевелились. Закопченные лица кхола, тлеющие остатки дирижаблей, похожие на кости диковинных зверей, руины Сеаны, обожженные скалы, раны мужчин и женщин, плывущий в воздухе флот – я ясно видел все это, но не находил ничего, что могло бы помочь.

Заморосило. Подул ветер, подгоняя туман ближе к скалам. Лойна что-то бормотала себе под нос и трогала траву. Услышав за спиной еле различимые приказы Кари, я обернулся. Скалы вскипели прямо в лицо, развалились на комки. Их смыло, будто чернильный рисунок, и я увидел, как в камнях двигаются светящиеся нити. Всех нанизало на горячие стержни, исходящие из одного центра; им была Кари. Я не различал людей, только необычная иерархия точек и связок, двигающихся в темноте, но я был совершенно уверен, что это люди. Ритм их движений звучал музыкой, в ней был смысл…

Чужое прикосновение вернуло зрение в норму. Я моргнул и встретил взгляд холодных глаз Лойны.

– Ты не туда смотришь, – с досадой сказала она. – Сейет скрепляет всех вас, словно глина. Но это не открытие. Смотри в туман. Ты убил мою мечту о городе, так что осторожность ни к чему.

Похоже, Кари исполнила обещание. Лойна вцепилась в мое плечо худыми татуированными пальцами, стараясь повернуть меня в другую сторону.

– Ты должен найти его – человека, который создает туман. Вы называете их святыми. На земле он или на кораблях?

Я стоял посреди поля – мошка, точка, над которой летел флот Армады. Горящие обрывки все еще носило в небесах. На языке горчил пепел особняков Аш-ти. Из тумана слышались лязг и кличи, которые издавали инквизиторы перед битвой. Хор воинов читал молитву Богу-отцу, ветер приносил ее фрагменты, остальное тонуло в густой дымке. Я знал каждое слово молитвы, мог бы повторить каждое движение по памяти, воспроизвести каждую мысль братьев по вере.

Покинув столицу и отправившись к Кари Годар, я понимал, что покидаю церковь, но в глубине души веришь в обратимость поступков, надеешься, что изгнание временно. Что ты просто повернул не туда, но скоро поймешь, как выбраться, как вернуться в невинность, в незнание. Однако бог так и остался для меня лишь словом, каким стал в аббатстве Робера Кре. Теперь мое место здесь – прямо между двумя армиями, между жерлами двух пушек, с револьвером Тео в руке.

Артиллерия еретиков в скалах снова загремела. Несколько орудий могли бы косить пехоту Армады, но, если туман и дальше будет таким густым, в битве станет невозможно понять, где свои, а где чужие. Если же мы подпустим отлично обученных мечников церкви слишком близко к скалам – битва проиграна. Несколько дирижаблей начали движение в обход, надеясь зайти в тыл, но там горы слишком высоки для флота, а ущелья забиты ловушками Доминика.

– Я не стану убивать святого, Лойна.

– Просто смотри, ххади. – Она не слушала.

И я смотрел, ведь я считал, что задолжал тощей и злой девчонке-шуай.

Завитки тумана, ползущего по полю, извивались, словно белесые змеи. Невозможно было оторвать взгляд от того, как они шевелятся. Кто-то гнал их в спину, хлестал невидимыми вожжами, как воля Кари выталкивала к армии церкви меня. Тянуло обернуться и увидеть линии ее власти над людьми, но я из чувства противоречия начал глядеть вглубь тумана. Он исходил оттуда же, откуда и внезапно окутавшая тьма. Что-то пульсировало там, на песке: маленькое веретено, слабый старик, который с каждой минутой по капле терял жизнь.

– Он на берегу, далеко отсюда, – пробормотал я, не понимая, как могу творить подобные вещи. – Но он неопасен, опасна темнота.

Лойна кивнула и хрустнула пальцами. Спустя несколько секунд ее не оказалось рядом, а из тумана выступила первая линия войск Армады. Братья и сестры веры шли ровными, неотвратимыми рядами, их скрепляли черные фигуры инквизиторов. Туман тек у бойцов Армады в ногах, словно покорный пес; движения были отточены и схожи. За первой линией воинов показался белый плащ короля-святого. Он не закрыл лицо забралом, храбро или безрассудно глупо выступив во главе армии. Никаких знаков королевского происхождения, кроме бело-золотого куска ткани, я не различал, доспехи Терновника больше подошли бы людям Годар. Или пастыри не дорожили его жизнью, или исступленная вера короля не была легендой.

Близко от него, среди личной охраны, чеканила шаг дева-инквизитор. Кто угодно мог оказаться рядом с Терновником. Инквизиторов в Лурде хватало, но вот беда – я слишком хорошо знал Епифанию. Я изучил до последней мелочи, как она ходит, как держит оружие, как скручивает в пучок волосы, смеется и сгибает ноги, когда склоняется в церкви. Так бывает, когда учишься с кем-то с самого детства. Никто из женщин не превзошел бы ее в честолюбии и красоте. Не узнать ее мог лишь слепец.

Теперь Епифания, моя любовь, шла, чтобы казнить предателя веры. Чтобы казнить меня. Я онемел, почти ослеп от боли. Плотно окруженный убийцами, король надвигался, словно топор палача.