Отцы-основатели

Петрович, который сходил в свою комнату для того чтобы полностью одеться, попытался разогнать по комнатам все этот птичий базар, но мало в этом преуспел. Базар разгоняться не желал. Пока он там старался, Марина Витальевна забрала в свою комнату Патрисию и свою третью тезку, сказав, что девочкам надо отдохнуть и что поесть им принесут прямо туда, после чего толпа в прихожей начала рассасываться сама собой и Сергей Петрович получил возможность спокойно переговорить с Ольгой Слепцовой и парнем, у которого оказалось совершенно эпическое имя Роланд. Разумеется, после того, как им обоим были вручены большие миски с дымящимся в них жарким. Еще две такие миски Нита унесла в свои комнаты для Патрисии и Марины-средней.

Там же и тогда же. Ольга Слепцова.

Это не дом, а прямо какой-то человеческий муравейник. Моя идея о том, что мы оказались где-то в Сибири, лопнула как мыльный пузырь, как только из двух дверей в жарко натопленную прихожую с очагом, в которой нас первоначально разместили, толпой полезли полуодетые девчонки в каких-то самодельных нарядах из кожи и шкур, больше похожих на бред дизайнера-минималиста. Причем были эти девчонки двух цветов кожи – чисто белого, с легким загаром и кофейно-коричневого, как некоторые наши мулатки. Причем кофейно-коричневые были очень коротко стрижены «под мальчика», а белые могли похвастать темно– и светло-русыми длинными косами. Была там и парочка совсем молодых рыженьких красоток, явно близняшек, но они держались по-особому, как принцессы в толпе плебса. При этом вся эта компания говорила одновременно, по-русски и крайне плохо. У нас так по-французски разговаривают понаехавшие во Францию после свержения Каддафи ливийцы, а также жители тех африканских стран, которым это Каддафи мешал искать европейского счастья.

Потом появилась очень взрослая женщина лет сорока, одетая в ту же камуфлированную одежду, что и мужчины, и увела с собой Марин и Патрисию, сказав, что девочкам нужно отдохнуть, а в таком шуме это невозможно. Потом, несмотря на слишком ранний час, нам принесли поесть, и тут я поняла, что действительно попала к русским с их, то есть нашим, гипертрофированным гостеприимством. Порции жаркого с жирной свининой в грубых глиняных мисках были такие, что их хватило бы и для того, чтобы насмерть укормить двух здоровых мужиков, а не только одну интеллигентную девушку. Роланду, кстати, накидали в миску ничуть не меньше, чем мне, и еще две таких же миски отнесли Патрисии и Марин, хотя им, как и нам, хватило бы и одной такой миски на двоих.

Интересно, если они всегда так питаются, то почему все девицы и женщины, которых мы тут видели – пусть с виду и гладкие, но стройные, с хорошо развитыми талиями и подтянутыми животами? Или это были двойные порции исключительно для гостей? У меня лично трудности с поглощением этого блюда начали возникать, когда в миске еще оставалось примерно половина. Но не могу не признать, что все было очень вкусно, просто пальчики оближешь, просто для меня этого было слишком много и слишком жирно. Так и талию можно себе испортить.

Когда я уже стала не сколько есть, сколько сонно ковыряться в миске, мужчина, который назвался Сергеем Петровичем начал со мной откровенный разговор. По мере того как он с деталями и подробностями рассказывал мне свою историю, а я переводила ее для Роланда, мне становилась ужасающе ясна вся глубина той катастрофы, в которую мы вляпались. Да, мы живы, здоровы, нас не бросят в беде и найдут нам дело (в моем случае со временем даже по специальности), но путь домой для нас при этом отрезан так же надежно, как будто мы все тут умерли. Мои бедные папенька и маменька так никогда и не узнают, куда делась их беспутная дочь…

С другой стороны, мне все же будет тут неплохо, потому что я буду находиться среди русских, людей родных мне по крови и языку, а вот каково будет в этом обществе моим французским друзьям – тем же Патрисии и Роланду – которые очень любят свою Францию и хотят говорить по-французски… Но мои соотечественники уже создали единую языковую среду и стараются привить ее всему местному обществу, будучи уверены, что именно языке определяет структуру мышления – а следовательно, успешность или неуспешность той группы людей, которая считает этот язык родным. Следовательно, если мы исходим из того, что империя это высшая ступень общества, то России (причем неоднократно) уже удавалось подниматься на такую ступень, а Франция сорвалась в пропасть еще при первой попытке при Наполеоне Бонапарте. Следовательно – русский язык сильнее французского и должен быть привит местным, а не наоборот. Результаты этой работы уже хорошо видны. Когда я начинаю говорить по-русски, то аборигенки вполне меня понимают, а я понимаю их ответы. Должно быть, этот Сергей Петрович прирожденный педагог – достичь таких результатов всего за три месяца.