Немного побродив в темноте по бору (причем, кажется, даже зайдя на противоположный склон холма – относительно той стороны, откуда мы пришли), мы смогли обнаружить высокое и ветвистое дерево какой-то лиственной породы (похоже, дуба), и Роланд, еще раз поплевав на изрядно замерзшие ладони, полез вверх по его веткам, а мы подсвечивали ему фонарем. Так продолжалось минут пять или даже больше, а потом сверху раздался ликующий крик Роланда: «Огонь! Огонь!». Наверное, так же кричал матрос Колумба, завидевший впереди неизвестную землю, или греческие наемники Ксенофонта, увидевшие море, означавшее для них возвращение на Родину.
Когда минут десять спустя Роланд, радостный и возбужденный, спустился с дерева, он рассказал, что видел довольно яркий одиночный фонарь на высоком столбе, не так уж далеко от нас – и вроде бы в его свете были видны строения, похожие на одиноко стоящую ферму. Посовещавшись, мы решили двигаться туда и просить помощи. Надеюсь, что на этой ферме есть телефон, или хотя бы рация, и они смогут вызвать вертолет со спасателями. То, что мы находимся не во Франции, для всех уже представляло бесспорный факт – в цивилизованной и обжитой стране просто нет таких мест, где на десятки километров вокруг не было бы ничего, кроме одного-единственного огонька. Как мы сюда попали – это совершенно иной вопрос; а пока мы должны дойти туда, где есть люди и попросить у них помощи. Когда мы тронулись в путь, то на моих часах было без пяти два ночи. Однако я ничего не понимаю… Если мы перенеслись в Канаду или Сибирь – то, когда у нас была ночь, у них должны были быть вечер или утро. Что же это, в конце концов, значит? Что ж, остается только надеяться, что в скором времени все прояснится и мы получим ответы на все наши вопросы. Одно бесспорно – история, приключившаяся с нами, явно выходит за рамки обычной – не иначе, как сюда вмешались какие-то высшие силы… Так я размышляла, пока мы шли, и от подобных дум мурашки бежали по моей коже и душа наполнялась мистическим трепетом… О плохом думать не хотелось.
Дорогу нельзя было назвать легкой. Сперва мы чуть не свалились в большую промоину, потом искали место, где можно переправиться через ручей с болотистыми топкими берегами, потом обходили еще один лесок, растущий на холме значительно ниже того, с которого мы только что слезли – и лишь затем, пройдя немного по лугу, примерно в километре от себя увидели вожделенный фонарь, яркий, как путеводная Вифлеемская звезда. Судя по виду, это был светодиодный уличный светильник, то есть самый что ни на есть высокотехнологичный в мире источник света.
К тому моменту туфли Патрисии совсем развалились, и она говорила, что от холода и боли не чувствует своих ног. Помощь была уже так близка, что Роланд поднял свою подругу на руки и понес на свет фонаря, а мы с Мариной только и могли идти за ним следом, светя ему под ноги издыхающим фонарем, чтобы он не упал. Ферма, к которой мы вышли, оказалась совсем не огороженной, более того, дома в ней были какого-то странного вида, будто построенные под копирку – с маленькими слепыми окошками, в некоторых из которых были видны мерцающие отблески топящихся очагов, а над трубами вился легкий дымок. Там были люди, там был свет, там была цивилизация и именно там мы надеялись получить так необходимую нам помощь.
Но подойти совсем близко нам не дали. Едва только мы приблизились к домам на пару десятков метров, как откуда ни возьмись выскочили две собаки и принялись облаивать нас со всей возможной злобой. Одна из них была очень большой и лохматой, ну прямо как настоящий маленький медведь. Замерев на месте, мы уже думали, что сейчас нас прямо здесь разорвут и съедят, но собаки не переходили определенную черту, будто ожидая прихода своих хозяев.
Мы принялись кричать на всех языках, какие знали (я на английском, французском и русском, Марин на французском и русском, а Роланд только на французском), что мы мирные люди, что у нас нет оружия и что мы очень устали и замерзли, и что у нас на руках есть пострадавшая девушка, которой нужна помощь. Почти сразу же в двух домах зажегся свет, но несколько мужчин, вооруженных ружьями, появились только из ближнего к нам дома. Они отозвали собак, потом один из них – высокий, чуть грузноватый, с винтовкой на сгибе локтя – подошел к нам. Теперь я могла его очень хорошо разглядеть. Весь вид его внушал почтение и благоговение – он был важен и величав, этот человек с большими сильными руками, в накинутом на голое тело пятнистой куртке, шнурком на шее, на который нанизаны клыки зверей. И еще что-то было в нем такое родное и доброе, что я сразу прониклась к нему симпатией. А он, пряча ироничные искорки, что так и сыпались из его глаз, осмотрел нас с ног до головы и сказал по-русски с легкой усмешкой:
– Ну, что, друзья-попаданцы, добро пожаловать в нашу теплую компанию. Вот попали вы, так уж попали…
Я машинально, даже не особо вдумываясь в смысл, перевела его слова на французский для Роланда и Патрисии, а он, уже обернувшись в сторону дома, крикнул: