Отвергнутая

Велимир засмеялся, а у меня все внутри оборвалось. Где найти веру в людей, если раз за разом они предают тебя?

– Всё-таки, мне иногда жаль тебя. Ты не виновата в том, что твой отец – Змей, – сказал Велимир, встал и положил свою ладонь мне на голову. И тогда я сбросила его руку и тоже встала:

– Мой отец – обычный человек. Он никого не брал силой, никогда не был подлецом. А вот ты истинный Змей. Я даже вижу чешую на твоей коже.

Велимир побледнел, а я вышла из комнаты, резко откинув тканую занавеску, висевшую в проходе.

* * *

Дни снова полетели, как птицы. Сменяли друг друга алые закаты и рассветы. Лютая зима нехотя уступила дорогу робкой весне, которая постепенно окрепла, расправила руки, взмахнула подолом яркого сарафана, согнала остатки снега с полей и лесов и украсила всё вокруг ароматными цветами и травами.

Всё это время я жила в доме колдуна Велимира в Северном лесу. Жила словно во сне, но при этом старалась запомнить каждое мгновение пробуждения природы.

У меня было такое чувство, что это я сама только-только родилась и вижу в первый раз мир вокруг себя. Хотя, правильнее сказать – в последний раз. И то, и другое добавляет остроты в жизнь. Здесь, на лоне нетронутой дикой природы, я уже вторую весну ощущала собственное перерождение, наблюдала, как жизнь наполняется мудростью и смыслом.

Моя дочка подрастала и становилась похожей на меня. Или я просто не хотела видеть в ней черты Ярослава. У неё были кудрявые рыжие волосы, их сладкий запах я вдыхала снова и снова. Она была худенькая, совсем, как я в детстве: длинные ручки и ножки тоже были похожими на веточки. С грустной улыбкой, я вспоминала, как отец в детстве называл меня деревцем, и звала её точно так же. Как ни вглядывалась я в её светло-карие глаза, не видела в них ничего колдовского. Она была обычным младенцем.

Весна выдалась дурманящей и нежной, я почти всё время проводила с Всемилой на улице. За нами присматривала Дарья. День и ночь она была рядом. Я привыкла к ней, и сама Дарья, казалось, настолько привыкла к Всемиле, что часто я замечала, как на её глаза наворачиваются слёзы, когда она смотрит на девочку.

У Велимира был работник, молодой немой парень Ясень. Ему тоже было велено следить за мной. Он всё время ходил около нас, бросая в мою сторону косые, подозрительные взгляды.

Ярослав к нам не заходил, но я знала, что он приезжает к Велимиру. Меня это не тревожило, потому что он не посмел бы обидеть меня и ребёнка в доме Велимира. Но всё же жизнь у Велимира нельзя было назвать безоблачной, ведь я по-прежнему была пленницей, ожидающей своей участи.

Обряд был назначен на июньский день. Велимир называл тот день праздником Змея. Я ждала эту дату с неприятным чувством. На душе было тяжело. Сердце уходило в пятки, когда я сквозь открытые ставни слышала доносившиеся до меня обрывки разговора Ярослава и Велимира.

У меня не было пути к бегству. Всемира оказалась предательницей, Добромир убит… Я до сих пор оплакивала его и винила себя во всех бедах, которые с ним случились. Любовь ко мне погубила его.

Велимир время от времени звал меня в свою комнату, показывал руны, старинные рукописи, говорил, что обозначают какие-то конкретные слова, мягко, но настойчиво убеждал, что я поступаю правильно, подчинившись тому, что неизбежно.

Он говорил, как важно в моём случае плыть по течению и не тревожить свою душу лишними волнениями. Он рассказывал мне о том, что я, как дитя Пророчицы и Змея, никогда не найду своего счастья, пока не избавлюсь от сил, которые во мне заключены. Его голос гипнотизировал, успокаивал, дарил надежду на то, что после Обряда я и вправду стану другой – счастливой и свободной.

– Скоро ты переродишься и станешь самой собой, перестанешь искать то, что найти невозможно. Силы твоего рода будут изгнаны из тебя, и тебе будет легко и хорошо, Ассира…

Я слушала его, и мне казалось, что, возможно, и вправду лучше смириться и плыть по течению. Это же так просто.

* * *

Но за несколько дней до обряда мутная, тяжёлая пелена, которой накрывал меня Велимир, внезапно рассеялась. Я перестала спать. Меня мучили нехорошие предчувствия. Пока маленькая Всемила смотрела сны, посасывая во сне кулачок, я вглядывалась в темноту за окном и перебирала способы бегства. На душе снова было тяжело.

Как бы все вокруг не убеждали меня в том, что ничего плохого ни со мной, ни с моей дочерью не случится, я сомневалась в этих словах. И никому не верила.

Я знала, что дух моей матери где-то рядом со мной. Чувствовала её присутствие кожей. Мне чудились прикосновения, легкие, словно дуновения весеннего ветра. Часто за моим окном кружили чёрные птицы, мне казалось, что это те самые птицы, что защищали когда-то мою маму Всемилу.

Наконец, я решилась бежать. С трёх до четырёх утра на улице было ещё темно и тихо, но именно в это время Дарья крепко спала за тонкой шторкой, которой занавешивала свою постель. Ясень громко похрапывал в сенях.