Отвергнутые

А поводом к этим самокопаниям послужило вот что. В то время у французов существовала необычная практика: ученикам выдавалась безымянная анкета с вопросами «кто ты?», «где ты родился?», «где твой дом?», «что ты делаешь?», «куда ты направляешься?» Это была обычная ментальная процедура, проводившаяся несколько раз за весь период обучения в школе. И Жан-Жак отчетливо помнил все свои давние и недавние ответы:

Кто ты? «Жан-Жак де Ладье»

Где ты родился? «Франция»

Где твой дом? «Франция»

Что ты делаешь? «Учусь в школе»

Куда ты направляешься? «Направляюсь в третий класс»

Так он писал во втором классе. И вот теперь ответы на те же вопросы выглядели совершенно иначе!

Кто ты? «Я Никто»

Где ты родился? «Я родился на планете Земля»

Где твой дом? «Мое тело ходит по Франции, а у моей души нет дома»

Что ты делаешь? «Я существую, ищу, выживаю»

Куда ты направляешься? «Я направляюсь в неизвестность»

Почерк был изменен до неузнаваемости (чтобы семье не передали содержимое ответов), а выложить правду, пусть даже анонимно, было необходимо для укрепления зарождающегося протестного настроения.

Чтобы сократить время в родительских стенах, Жан-Жак сел на лавку в тени зеленых лап плакучей ивы и раскрыл свою покупку… он поглотил написанное на одном дыхании! Читатель забыл, где он и кто он! Все его мысли были направлены внутрь себя. То и дело усмехаясь, юноша не переставал восхищаться: «Ну Гессе! Все угадал! И как точно! Потрясающе! Это же я, я!» Страницы прочитывались и перелистывались с невероятной скоростью, пока Жан-Жак не обнаружил, что достиг финала.

С того дня он тайком стал читать ненаучную литературу, припрятывая новоприобретенные книги за массивными томами по торговому делу, предпринимательству и политике государств в разных областях, которые предписывались ему в качестве основного и обязательного источника знаний. Помимо прочего, Жан-Жак изучал английский, итальянский, испанский, а также осваивал китайский и иврит (по настоятельному совету отца). На всех этих языках, однако, юноша мог изъясняться лишь поверхностно… а лучше всего, как ни странно, он выучил русский! У отца на то было собственное видение: «Врага надо знать в лицо!», или «Русские долго запрягают, но быстро ездят!», или «Вот если начнется война с их участием, вспомнишь меня и спасибо скажешь!» Но у Жан-Жака было свое мнение, иное…

Еще с ранних лет мальчик был лишен свободы. Отец и мать уделяли ему внимания настолько, насколько им позволял плотный график, а если уж и получалось побыть вместе, отец тут же начинал обучать основам и нюансам предпринимательской деятельности в манере допроса. Однако чем глубже сын самостоятельно обдумывал некоторые сделки отца, тем меньше ему хотелось во всем этом участвовать. Мать была предана мужу, как бездомная собака, поэтому Жан-Жак рано понял, что обсуждать по-настоящему волнующие вопросы с ней – бестолковое занятие.

Он пытался искать друзей среди своего окружения, но так и не нашел. Родители полагали, что все знакомые и друзья должны быть или состоявшимися, или амбициозными, или влиятельными, или известными… а Жан-Жак считал таких людей безмозглыми пустышками, ведь ему с ними было не о чем говорить!

Постепенно парнишка замкнулся в себе и в своих писаниях. Настоящими друзьями стали авторы книг, с которыми можно было беседовать в одностороннем порядке. Наступит день, и Жан-Жака осенит: больше всего на свете он хочет влиться в лоно родных ему душ, сопереживателей и соратников… он хочет стать писателем! В тот миг мечтателя окутали жуткая неприязнь к грязным деньгам, исходящим от торговли, презрение к лицемерию всех политиков и полное недоверие к мировой истории – все можно трактовать по-своему, по-разному!

Попытка осторожного разговора с отцом сошла на нет в леденящем голубом свете глаз прародителя. Ответ последовал краткий: «Рассудка лишился, сынок?!» Но и после отцовского комментария Жан-Жак тайно продолжал посвящать себя любимому делу.

Он мог поймать мгновение и описать его сквозь живые красочные рифмы так, как никто другой – лишь это доставляло истинное наслаждение! Вскоре юноше стало скучно среди тех, с кем он жил. То, что Жан-Жак знал из книг и собственных наблюдений, отдаляло его куда больше от семьи и сверстников, чем то, что он не знал…

Финальным рычагом, запустившим необратимый процесс бегства, стало, казалось бы, обычное дело! Пока сын был на учебе, родители отвезли на помойку весь ненужный хлам старых книг, чтобы освободить пространство для новеньких справочников. Естественно, все ненаучные писатели, которых боготворил молодой человек, попали под выездной список. Жан-Жак мог простить им многое, но не безвозвратную ссылку невесть куда своих верных друзей!