Тем летом в столице установилась несусветная жара: зной, пыль и грязь окутали загруженные трассы и шумные бульвары. Законсервированные и недовольные лица прохожих отторгали, не внушая ни малейшего доверия. Пару раз (из любопытства) Жан-Жак записался на несколько экскурсий по городу, а затем повторно бродил по пройденным маршрутам с осознанием личной привязанности к московской земле. В безлюдные часы этот город еще сильнее пленял его сердце! Особое удовольствие доставляло обнаружить на своем пути особняк или доходный дом. А уж если это была работа Шехтеля! В них длжно было всматриваться особенно, ими невозможно было налюбоваться!
Так вот и стали начинаться дни: мечтатель набивал карманы мятными карамельками «Рот Фронт» и бесцельно блуждал в поисках таинственных укромных мест. Он придумывал каждому понравившемуся зданию или объекту своих посетителей с извилистыми перипетиями судеб. Так создавались герои его
– А что, почему бы и нет? – пронеслось в мыслях.
Жан-Жаку доводилось слышать о русском балете, и только что перед ним открылась прекрасная, бесплатная возможность! На другой день искатель вдохновения облачился в импортный костюм, гордо взял трость, довесившую ему годы, и отправился смаковать искусство.
К моменту его прихода в светлом зале уже было людно: на передних рядах восседали напыщенные дамы и важные господа, габариты которых еле-еле помещались в креслах (оценщики опытные). В центре с цветами, фотоаппаратами и горящими глазами сидели болтуны, полные ожиданий и надежд (родители хвастливые). На галерке собрались совсем юные скромные и истощенные ребята (служители искусству начинающие). Из-за кулис то и дело осторожно выглядывали огромные глаза любопытных (артисты подсматривающие). Жан-Жак притаился у входа, чтобы не привлекать к себе внимания. Мест почти не осталось, но ему повезло – пустили.
«Если выгонят, пойду пить кофе и писать двадцать пятую главу», – подумал он, завидев пожилую смотрительницу, шедшую прямо на него. Жан-Жак затаил дыхание.
– Вы из Большого? – большие круглые очки вопросительно осматривали его снизу вверх.
Жан-Жак ничего не понял и вежливо попросил повторить вопрос. Женщина расслышала иностранный акцент и пригласила следовать за ней:
– Сожалею, в первых рядах остались только крайние места. Присаживайтесь, мы скоро начинаем! – она приветливо улыбнулась так, что большие круглые очки слегка приподнялись, и удалилась, даже не спросив фамилии (побоялась бестактно оголить свое невежество).
Гость смущенно присел и про себя смекнул: «Неужели меня действительно приняли за одного из этих господ в первых рядах?» В зале постепенно начали приглушать свет…
Обволакивающие звуки музыки и грациозные движения создавали танец. Это было волшебно, прекрасно, неописуемо! Упругие тела запрокидывали ноги в воздух с легкостью ленточки, движения были подвластны контролю настолько, что разрушающие по силе махи, обороты и прыжки могли в долю секунды смягчиться спокойными переходами (названия балетных премудростей Жан-Жак не знал). От артистов исходило трепетное волнение, придававшее их исполнению уникальность. Они скрывали усталость и боль под улыбкой, каждый из них проживал всю свою жизнь здесь, на сцене!
Жан-Жак замер и завороженно наблюдал. Постепенно его внимание захватила самая высокая из девушек, которая (несмотря на свой рост) неизменно стояла в первом ряду на прыжках. На коже цвета хурмы выступали мышцы, балерина была похожа на изящного атланта. Ее улыбка была натянутой, чарующей и пленительной, рыжевато-коричневые волосы переливались светом, украшения искрились, движения манили его, взгляд околдовывал… на самом деле ничего не выделяло ее из толпы, но Жан-Жак ее заметил.
Финальные апплодисменты отрезвили. Молодой гость вспомнил, что он все еще на Земле. Поклонившись, артисты выстроились в шеренгу, как будто приговоренные к высшей мере наказания. На сцене запестрили зрительские цветы, и как же Жан-Жак тогда жалел, что у него для нее ничего не было!
Спустя некоторое время серьезная дородная дама с искусственными бледно-желтыми волосами поднялась из первого ряда, в зале тут же установилось гробовое молчание. Неторопливым, ехидным голосом она начала оглашать мнение «экспертов».
Жан-Жак так и не понял, что та пыталась критиковать, в то время как лица со сцены понимающе кивали. В целом вердикт оказался положительным. Когда эта особа, надев очки, начала читать фамилии по бумажке, артисты один за другим вспыхивали радостью. «Наверное, это что-то значит», – подумал Жан-Жак и навострил уши. На фамилии «Дорова» губы его избранницы растянулись до ушей, а на уголках глаз засверкали синевой слезы.