Ответ

— Эта газетная статейка, конечно, затрудняет до некоторой степени нашу задачу, господин ректор, — сказал Игнац, обращая одутловатую физиономию в очках к потолку. — Вы, разумеется, даже не подозреваете, кто предоставил в их распоряжение факты?

Вместо ответа ректор развел руками и вздохнул.

— То обстоятельство, — продолжал Игнац, — что статейка увидела свет всего лишь через четыре дня после получения вами письма из Политехнического, свидетельствует, по-видимому, о том, что донос приобрел широкую известность с поразительной быстротой, возможно даже, до получения вами письма. Сие лишь доказывает, что профессор Фаркаш является предметом повышенного интереса в самых широких кругах. Я рискнул бы сделать следующие три предположения.

— А именно? — спросил ректор.

— Первое: слух просочился из самого университета или близких к нему кругов. Я бы не удивился, если бы вы, господин ректор, в порыве первого благородного возмущения упомянули о письме в семейном или дружеском кругу.

Ректора чуть удар не хватил от этого откровенного подозрения; кровь бросилась ему в голову, морщины на лбу потемнели, глаза выкатились, густые брови — пугало студентов — взлетели, только что не сорвались со лба.

— Уж от этого меня увольте! — прохрипел он, припечатывая каждое слово всем своим стокилограммовым весом.

— Это предположение, разумеется, отпадает, — проговорил Игнац, отворачиваясь, чтобы ректор не поймал на его лице отсвет откровенной насмешки. — Я ведь, собственно говоря, и упомянул-то о нем лишь логики ради, чтобы ничто не укрылось от нашего внимания. Второе предположение напрашивается само собой: профессор Фаркаш в раздражении и в обычной для него невыдержанной манере сам распространил эту историю тотчас же после беседы с вами, господин ректор.

Ректор все еще задыхался от злости.

— Напоследок я оставил третье, — невозмутимо продолжал секретарь, — ибо в наших рассуждениях мы должны уделить ему более всего места: весьма вероятно, что слух распространяет заявитель, то есть корпорация «Хунгария». В самом деле, в ваших ли интересах было, по каким бы то ни было причинам, распространять этот слух, господин ректор? — Наглый, до самых печенок пронизывающий взгляд устремился из-под очков на ректора, чьи глаза опять налились кровью. — Это не входило в ваши интересы, не правда ли? Было ли это в интересах Фаркаша? Нет. Заявителя? Да… Следовательно?

Он снова метнул испытующий взгляд ректору в лицо: оно все бурлило, колыхалось розовыми складками, напоминая вспученный от колик живот рассерженного младенца. — Позволю себе еще раз напомнить вам, господин ректор, что я сам узнал о письме на следующий же день, как оно было получено.

— От кого?

— Слышал в обществе. — Государственный секретарь тактично умолчал о том, что первой уведомила его о назревающем скандале прелестная Йожа Меднянская, оперная певица. Откуда она сама почерпнула сведения, Игнац до сих пор у нее не спрашивал, да это, собственно говоря, его и не интересовало. — Кстати, тогда же был осведомлен об этом и некий чиновник министерства юстиции весьма высокого ранга. — На этот раз за туманной формулировкой подразумевался Шелмеци. — И почти в то же самое время это стало известно весьма заметному лицу, представляющему крупную венгерскую промышленность. Повторяю, господин ректор, все трое, принадлежа к трем различным кругам общества, еще до появления статьи были осведомлены о заявлении, полученном вами, можно сказать, из рук в руки. Не поразительно ли это?.. Я мог бы упомянуть и четвертого, профессора хирургии Кольбенмейера, ординарного профессора университета, который точнее всех нас знал и мог дословно цитировать содержание доноса.

— Кольбенмейер! — простонал ректор.

Игнац еще раз, погулял глазами по растревоженной физиономии своей жертвы, затем, сделав легкомысленный жест, вернулся к текущим делам: жатва его созрела. — Однако не будем докапываться, кто проявил бестактность, — проговорил он высокомерно, — тем более что скандал послужил бы лишь интересам заявителя, то есть стоящей за ним корпорации. Что следует сейчас предпринять?

Однако ректор с его стокилограммовым телом и израненной душой неспособен был угнаться за легкими на остроумного государственного мужа. — В Венгрии кое-кто лично заинтересован в том, чтобы коллега Фаркаш расстался с кафедрой.

— Знаю, — высокомерно бросил государственный секретарь, понятия не имея, в кого именно нацелил ректор копья своих остро закрученных седых усов.

— Особенно в Политехническом, — проворчал ректор.

Государственный секретарь кивнул. — Догадываюсь.