Ответный удар (Послешок)(Повторные толчки)

“Вы тоже сказали правду, господин начальник, но только до определенной степени", — ответил Зешпасс. “Большие Уроды, находящиеся под нашим правлением, получают оружие и поддержку от независимых тосевитских не-империй. Если бы больше не было независимых не-империй, как бы они могли продолжать борьбу против нас?”

Это был хороший вопрос. Страха не мог ответить на это сразу. Немного подумав, он ответил: “Я полагаю, что это возможно. Но, учитывая то, что мы, представители флота завоевания, видели в упрямстве и извращенности тосевитов, я считаю, что глупо предполагать, что все сопротивление умрет в течение одного поколения.”

“Мы, конечно, учтем ваше мнение”, - сказал Зешпасс. “Но мы не обязаны делать ничего большего, чем рассматривать их”.

“Я понимаю это." Страх вздохнул. “Своими собственными действиями я убедился, что никогда больше не буду помогать формировать политику Расы здесь, на Тосеве 3”. Его голос звучал смиренно, даже смиренно. Он не чувствовал себя смиренным или чем-то близким к этому. Он по-прежнему был убежден, что мог бы справиться с флотом завоевания лучше, чем Атвар. И если Реффет не видел необходимости в солдатах колонизационного флота, он был просто еще одним мужчиной с причудливой раскраской тела и песком между глазными башенками.

Страха скрестил первый и второй пальцы правой руки — жест, который иногда использовали американские Большие Уроды, когда говорили что-то, чего не имели в виду. Конечно, этот жест ничего не значил для Зешпасса. Для Зешпасса Большие Уроды были помехой, досадой, не более того. Несмотря на войну с немцами, она, похоже, не до конца понимала, насколько они могут быть опасны и, следовательно, насколько важно их изучать.

Этот жест также подытожил чувства Страхи по поводу его возвращения в Гонку. Чем кротче и мягче он казался, тем скорее его следователи и те, кто возглавлял Гонку в эти дни, позволили бы ему продолжать жить своей жизнью. Во всяком случае, он на это надеялся.

Но Зешпасс, хотя и был наивен в отношении тосевитов, ни в коем случае не был глуп в вопросах, связанных с Расой. Она сказала: “Когда вы предоставили свою информацию, господин начальник, этот акт помог сформировать нашу политику”.

“Я полагаю, что так оно и было, — признался Страха, — но я сделал это не поэтому. Как я уже говорил, я сделал это, потому что мой друг Сэм Йигер попросил меня сделать это”. “Дружба с Большим Уродом означает нечто большее, чем политические интересы Расы?” — сказал Зешпасс. “Несомненно, ваши приоритеты исказились за долгие годы вашего изгнания”.

“Я не согласен”. Страха использовал отрицательный жест и добавил выразительный кашель. “Сэм Йигер очень много сделал для меня, пока я был в изгнании. Действия руководства Расы были тем, что привело меня в изгнание. Естественно, пожелания Йигера и его благополучие были и остаются важными для меня”.

“Я запишу это", — сказал Зешпасс с видом судьи, выносящего приговор преступнику. Страха понял, что был слишком яростен, слишком откровенен, слишком самоуверен. Вот тебе и кротость и кротость, подумал он. Теперь, больше похожий на охотящегося зверя, чем на доверенное лицо, Зешпасс вернулся к допросу: “Значит, вы считаете, что для вас было законно заводить дружбу среди Больших Уродов?”

“Да, я знаю”, - ответил Страха. Конечно, я знаю, ты, глупое яйцо. “В конце концов, я верил, что проживу среди них всю оставшуюся жизнь”. Может быть, он все-таки смог бы вернуться к кроткому и мягкому образу жизни.

Зешпасс не собирался облегчать ему задачу. Голосом, резким, как подстриженные когти, она потребовала: “Значит, именно по этой причине вы поставили свои личные проблемы и проблемы этого вашего Большого Уродливого друга выше проблем Расы в целом?”

“Вид моего друга не имеет значения”, - сказал Страх, отталкивая ее от главного обвинения и обращаясь к чему-то меньшему. “Работевс и Халлесси являются гражданами Империи, не меньше, чем мужчины и женщины Расы. Если завоевание здесь в конце концов увенчается успехом, то же самое будет справедливо и для Больших Уродов”.

“Это вполне может быть правдой”. Зешпасс признала то, что она явно предпочла бы отрицать. Она должна была признать это; равенство видов перед законом и в загробной жизни было краеугольным камнем Империи. Она попыталась собраться: “Я заметила, что вы ничего не сказали о своем необузданном и неоправданном индивидуализме”.

Это было опасное обвинение, особенно с точки зрения членов колонизационного флота. Страха сказал: “Вы заметили, что мужчины флота завоевания проявляют больше индивидуализма, чем было бы принято Дома?”

”У меня есть", — ответил Зешпасс. “Все из колонизационного флота заметили это. Никто из колонизационного флота этого не одобряет. Мы считаем, что мужчины колонизационного флота были заражены причудливой идеологией тосевитов.”

“Мы сделали то, что нам нужно было сделать, чтобы выжить и процветать в мире дикого индивидуализма”, - сказал Страха. “Это, конечно, точка зрения Расы. Для Больших Уродов мы безнадежные реакционеры".