“Где-то в городе под названием Кант. Где, мне еще никто не удосужился сказать”, - ответил Горппет — циник, конечно же. “В этой странной среде это может быть где угодно, и это правда. В целом в этом мире слишком много воды.”
Окрестности Бреслау не казались Анелевичу такими уж странными. Город раскинулся по обе стороны Одера и на многочисленных островах реки. Через Одер были перекинуты десятки мостов. В эти дни сам Бреслау превратился в развалины и ничего больше, кроме как благодаря бомбе из взрывчатого металла, разорвавшейся над городом. Учитывая то, что немцы посетили Польшу — и все остальное, чего могли достичь их бомбы, — Мордехаю было трудно испытывать сочувствие.
Он указал вперед. "Этот маленький городок здесь — Кант? — вряд ли здесь много тайников для бомбы.”
“Достаточно легко спрятать бомбу", ” ответил Горппет. “Труднее скрыть, что мы его ищем”.
И там, как сказала бы Раса, была еще одна истина. Ящеры устроили командный пункт за пределами Канта. Немцы установили еще один. Если бы там прятались евреи с десятитонной бомбой из взрывчатого металла, они вряд ли могли сомневаться, что их заметили.
“Что именно ты хочешь, чтобы я сделал?” — спросил Мордехай. “Пойти туда и попросить их выйти, не взрывая город?”
“Как я сказал вам по телефону, мы и Deutsche будем подчиняться вашим приказам здесь”, - ответил Горппет. “Это твои последователи. Предполагается, что вы лучше всех знаете, как с ними обращаться.”
Анелевич задавался вопросом, насколько хороша была эта самонадеянность. Любые его последователи, которые действительно следовали за ним, в первую очередь не скрылись бы с бомбой из взрывчатого металла. Но у него не было идей получше, и поэтому он сказал: “Нам обоим лучше выяснить, где, по мнению ваших лидеров, находится бомба”.
“Это будет сделано, высокочтимый сэр”, - сказал Горппет для всего мира, как если бы Мордехай был Ящерицей более высокого ранга. “Тогда пойдем со мной. Мы оба можем учиться.”
Внутри одной из палаток, которые установили Ящеры, на мониторе отображалась карта Канта. Карта была на немецком языке и, должно быть, скопирована с нацистского документа. На одной из улиц на окраине города мигал и гас красный квадрат. Анелевич указал на него. “Это то самое место?”
“Да, это то самое место”, - ответила Ящерица, чье тело было раскрашено так же, как у Горппета, но несколько более богато. Он продолжал: “Я Хоззанет. Вы тот мужчина по имени Анелевич?” По кивку Мордехая Хоззанет продолжил: “Что мы можем сделать, чтобы помочь вам разобраться с этими людьми?”
“Купи мне велосипед", ” ответил Мордехай. “Я не хочу идти весь этот путь пешком".
“Это будет сделано", — сказал Хоззанет, и это было сделано. Он понятия не имел, откуда у Ящеров взялся велосипед — насколько он знал, они позаимствовали его у нацистов, — но они его получили. У него заболели ноги, когда он начал крутить педали: неизменное наследие немецкого нервно-паралитического газа более двадцати лет назад. Почему я это делаю? он задумался. Почему я рискую своей шеей, чтобы спасти кучку ненавидящих меня немцев? Это был вопрос, который задала его жена. Теперь это казалось более срочным. Но ответ все равно пришел слишком ясно. Потому что эта банда идиотов может заставить нацистов нанести еще больший вред людям, которых я не ненавижу, людям, которых я люблю.
Люди в Канте смотрели на него, когда он катил по тихим, почти пустым улицам. Они знали, что что-то происходит, но понятия не имели, что именно. Если бы они начали убегать, что бы сделали люди с бомбой? Вероятно, попытаются привести его в действие, чтобы они могли убивать других людей, кроме самих себя. Анелевич играл роль террориста. Он знал, как думают такие люди.
Вот и улица. Вот и дом, с левой стороны. К нему был пристроен гараж, который, вероятно, был конюшней до начала века. В нем легко могла находиться бомба. Траву перед домом уже давно никто не подстригал, но на Улице это было далеко не уникально. С приближением осени к зиме большая часть травы стала серовато-желтой.
Мордехай прислонил велосипед к буку с парой пулевых отверстий в стволе. Когда он подошел к двери, то почувствовал, что изнутри на него смотрят. "Какой же я дурак, что пришел сюда", — подумал он и постучал потускневшим медным молотком.
Дверь открылась. Человек, который стоял там, нацелил пистолет-пулемет в живот Анелевича. “Ладно, проклятый предатель", — прорычал он на идише. “Тащи своих тукху внутрь! Прямо сейчас!” Мордехай вошел. Дверь за ним захлопнулась.
Томалссу не нравилось пользоваться телефоном только со звуком, но у Расы еще не было консульства в Туре, откуда он мог бы как следует поговорить с историком-тосевитом, которого Феллесс нашел для него. Сделав все возможное, он сказал: “Я приветствую вас, профессор Дютурд".
Большой Уродливый самец перевел свои слова на французский. Большая Уродливая женщина ответила, предположительно, на том же языке. Большой Уродливый самец заговорил на языке Расы: “И она приветствует вас”.