Ожерелье и тыква-горлянка

— Нет, высокочтимая госпожа, я отказы­ваюсь этому верить. Я допускаю, что подоб­ный извращенный замысел мог возникнуть в голове некоторых порочных придвор­ных — в особенности евнухов, этих беспо­лых искалеченных существ, этого необходи­мого, но опасного источника зла в любом дворце! Я могу также допустить, что прин­цессу терзают смутные, беспокоящие ее со­мнения, что она еще не разобралась в соб­ственных чувствах. Но мой покойный отец, бывший в свое время государственным со­ветником и облеченный доверием его вели­чества, всегда отзывался об Императоре как о великом и прекрасном человеке, сохранив­шем, несмотря на единственное в своем роде положение, возвышенные чувства и способ­ность трезво и правильно судить о вещах, как это и подобает Сыну Неба. — Судья продолжал несколько более спокойно: — Как бы там ни было, я рад, что вы расска­зали мне обо всем этом, поскольку теперь я доподлинно знаю, каковы цели заговорщи­ков и почему они не остановятся даже перед самыми ужасающими убийствами. Но какие бы замыслы ни вынашивали враги, они ока­жутся безоружными, когда выяснится, что Кан не брал ожерелья. Я уверен, что, как только невинность начальника император­ской гвардии будет доказана, принцесса об­ратится к Императору с просьбой объявить и об их помолвке.

Судья снял парчовую накидку ж вернул ее госпоже Гортензии.

— Не отчаивайтесь, высокочтимая госпо­жа! Я сделаю все возможное для того, что­бы найти ожерелье этой же ночью. Если злодеи утром явятся к вам, постарайтесь от­срочить то, что они задумали с вами сде­лать, что бы это ни было. Скажите им, что располагаете очень ценными для них сведе­ниями, либо еще что-нибудь в этом роде, по вашему усмотрению. Завершатся ли мои по­иски успехом или нет, но утром я явлюсь во Дворец и постараюсь спасти вас.

— Я мало беспокоюсь о себе, Ди, — мяг­ко сказала пожилая дама. — Пусть мило­сердное Небо защитит вас!

Судья поднялся и тронулся в трудный об­ратный путь.

Глава семнадцатая

Как только судья Ди вновь оказался под сенью деревьев на противоположной сто­роне рва, он снял промокшие сапоги и от­жал мокрые штаны. Тело он яростно растер оставшейся частью шарфа, что была спря­тана в траве. Сделав из шарфа набедренную повязку, судья облачился в длинный халат и надел шапочку. Поразмыслив, он в конце концов засунул промокшие штаны в кроли­чью норку, затем поднял фонарь и меч и пошел.

Ощущение телесного комфорта доставило судье необыкновенное удовольствие. Но го­лова его, как он внезапно понял, была совер­шенно пуста. Сказалось напряжение послед­него часа. Идя по лесной тропе, он был со­вершенно не в состоянии обдумать только что полученные им сведения. Вспомнив слова Наставника Тыквы о значимости внутренней пустоты, он отказался от попытки сосредото­читься и просто представил себя счетоводом Тай Мином, который возвращается по той же тропе с жемчугами, страстно желая куда-ни­будь спрятать их. Продолжая путь, судья за­метил, что, невзирая на скованность в мыс­лях, он чувствует все необычайно остро. Он ощущал запахи леса, уши улавливали каж­дый звук, долетавший из темной листвы, гла­за отмечали каждое дупло, каждую нору сре­ди мшистых валунов, высвеченных фонарем. Он спешил осмотреть все те места, которые могли бы привлечь внимание Тай Мина, но ожерелья нигде не было.

Примерно через час судья наткнулся на сухую ветку, которую он прежде положил поперек тропы. Он был очень доволен, что пометил место, где свернул, ибо деревья и кусты везде выглядели совершенно одина­ково. Судья раздвинул ветви и пробрался сквозь подлесок к берегу бухты.

Шагая в тени деревьев, он не заметил, как на небе появилась луна. Вода в тихой бухте была залита мягким лунным светом. Стоя на скалистом уступе, судья с удивлением смотрел на лодку, качавшуюся на мелково­дье под низко нависшими ветвями искрив­ленной сосны. Папоротника в лодке не бы­ло. Внезапно раздался всплеск:

— Вы очень рано вернулись. Прошло все­го каких-нибудь два часа!

Он обернулся. Папоротник стояла обна­женная на мелком месте, и капли воды, сверкая, стекали с ее великолепного моло­дого тела. От ее необыкновенной красоты захватывало дух. Папоротник присела в во­де, прикрыв грудь руками.

— Вы выглядите ужасно! Вам тоже нуж­но окунуться.

— Прошу прощения за то, что заставил вас ждать, — пробормотал судья и уселся на землю, повернувшись спиной к девуш­ке. — Вам лучше одеться, сейчас уже далеко за полночь...

Он снял сапоги, сорвал пучок травы, росшей между камнями, и смочил ее в воде.

— Не беспокойтесь, мне это было совсем не в тягость, — заверила девушка, подходя ближе.

Краешком глаза он видел, что она стоит выпрямившись около скалистого уступа и отжимает свои длинные волосы.

— Поторопитесь, — сказал он и принял­ся с необыкновенным усердием скрести за­пачканные сапоги.

Он чистил их достаточно долго. Когда он снова обулся и выпрямился, Папоротник уже выводила лодку из-под сосны. Судья взобрался на корму, и девушка, отталкива­ясь шестом, направила лодку к выходу из бухты. Взяв весло, она бросила прощаль­ный взгляд на серебристые сосны и сказала тихонько: