Ожерелье королевы

Рето сел в коляску на место Жанны, которая легкою походкой дошла до улицы Сен-Клод и поднялась к себе.

В этом мирном квартале все уже спали. Жанна сама зажгла свечу и подняла ее над балконом, что должно было служить для Олива́ сигналом спускаться вниз.

«Она девица осторожная», — сказала себе графиня, увидев, что в окнах Олива́ нет света.

Жанна три раза поднимала и опускала свечу.

Ничего. Но ей послышалось что-то вроде вздоха или слова «да», еле слышно долетевшего из-за листвы растений на окнах.

«Она сойдет вниз, не зажигая огня, — сказала себе Жанна, — тут нет еще беды».

И она спустилась на улицу.

Дверь не открывалась. Вероятно, Олива́ стесняли тяжелые узлы.

— Глупая, — сердито проворчала графиня, — сколько времени потеряно из-за тряпок.

Никто не появлялся. Жанна подошла к двери напротив.

Ничего. Она прислушалась, прижавшись ухом к большим шляпкам железных гвоздей, которыми была обита дверь.

Так прошло четверть часа. Пробило половину двенадцатого.

Жанна отошла к бульвару, чтобы посмотреть издали, не появится ли свет в окнах.

Ей показалось, что в просвете между листвой сквозь двойные занавески мелькнул слабый свет.

— Что она делает! Боже мой, что она делает, дура несчастная! Быть может, она не видела сигнала? Ну, не будем терять мужества и поднимемся снова наверх.

И действительно, Жанна поднялась к себе, чтобы снова прибегнуть к своему телеграфу при посредстве свечи.

Никакого знака в ответ не последовало.

— Должно быть, мерзавка больна и не может двинуться, — проговорила себе Жанна, в ярости теребя свои манжеты. — Ну, да все равно, живой или мертвой, она уедет сегодня.

Она опять сошла вниз с поспешностью преследуемой львицы. В руках у нее был ключ, который столько раз доставлял по ночам свободу Олива́.

Но, вкладывая ключ в замочную скважину, она остановилась.

«А если там, у нее, наверху, есть кто-нибудь? — подумала графиня. — Невозможно… но я услышу голоса и успею спуститься. А если я встречу кого-нибудь на лестнице? О!»

Это опасное предположение чуть было не заставило ее отступить.

Но услышав, что ее застоявшиеся лошади бьют копытами по гулкой мостовой, она решилась.

«Без опасности, — подумала она, — нет ничего великого! А при смелости никогда не бывает опасности!»

Она повернула ключ в замке, и дверь отворилась.

Жанна знала расположение комнат; если б даже, ожидая Олива́ каждый вечер, она не изучила его, то сообразительность помогла бы ей. Лестница была налево, и она бросилась туда.

Никого. Ни шума, ни света.

Она дошла до площадки перед комнатами Николь.

Там под дверью виднелась светлая полоса; за этой дверью слышны были чьи-то торопливые шаги.

Жанна, запыхавшись, но удерживая дыхание, прислушалась. Разговора не было слышно. Значит, Олива́ одна, она ходит, укладывается, нет сомнения. Значит, она не больна, а просто замешкалась.

Жанна тихо поскреблась в дверь.

— Олива́! Олива́! — позвала она. — Дружок, мой маленький дружок!

Шаги по ковру приблизились.

— Откройте! Откройте! — поспешно сказала Жанна.

Дверь отворилась, и целый поток света упал на Жанну, которая очутилась лицом к лицу с человеком, державшим в руках канделябр с тремя свечами. Она пронзительно закричала и прикрыла лицо.

— Олива́! — сказал незнакомец. — Разве это не вы?

И он тихонько отодвинул накидку графини.

— Госпожа графиня де Ламотт! — воскликнул он в свою очередь, необыкновенно искусно прикинувшись изумленным.

— Господин де Калиостро! — прошептала Жанна, шатаясь и чуть не падая в обморок.

Изо всех опасностей, которые она могла предполагать, эта никогда не представлялась графине. На первый взгляд, ничего особенно страшного не произошло; но после небольшого размышления, после беглого взгляда на мрачную внешность этого глубоко скрытного человека опасность должна была показаться чудовищной.

Жанна едва не потеряла голову и попятилась: у нее явилось желание броситься по лестнице вниз.

Калиостро вежливо протянул ей руку, приглашая сесть.

— Чему мне приписать честь вашего посещения, сударыня? — сказал он уверенным голосом.

— Сударь… — пролепетала интриганка, не будучи в силах отвести глаза от графа, — я пришла… я искала…

— Позвольте мне позвонить, сударыня, и наказать тех из моих людей, которые имели неловкость или грубость допустить, чтобы такая высокопоставленная особа являлась одна, без доклада.

Жанна задрожала и остановила руку графа.

— Вы, вероятно, — невозмутимо продолжал он, — имели дело с этим глупым немцем, моим швейцарцом, который сильно пьет. Он не узнал вас. Наверное, он открыл дверь, никому ничего не сказав и не отдав никакого распоряжения, а потом опять заснул.

— Не браните его, сударь, — немного придя в себя, произнесла Жанна, не подозревая ловушки, — прошу вас.

— Это он ведь открыл вам, не правда ли, сударыня?

— Кажется, он… Но вы мне обещали не бранить его.

— Я сдержу свое слово, — с улыбкой сказал граф. — Но соблаговолите объясниться, сударыня.

С помощью предоставленной ей лазейки Жанна, избавленная от подозрения в том, что она сама открыла дверь, могла свободно измыслить цель своего прихода. Она не преминула сделать это.