Ожерелье королевы

Они вошли. Их взволнованные лица свидетельствовали о нравственном и физическом потрясении, которое им пришлось пережить. И если из первого они вышли победителями, то во втором были побеждены. Никогда еще перед князем Церкви не представали столь растерянные физиономии.

— Прежде всего, — крикнул кардинал, увидев их, — что за грубость, господа ювелиры? Разве вам здесь что-нибудь должны?

Такое начало сковало ужасом компаньонов.

«Неужели нам предстоит вынести те же сцены, что и там?» — сказал Боссанжу взгляд Бёмера.

«Ну уж нет, — таким же путем ответил этот последний, поправляя свой парик весьма воинственным движением. — Что касается меня, я решился идти хоть на приступ».

И он шагнул вперед с почти угрожающим видом, между тем как более осторожный Бёмер оставался позади.

Кардинал подумал, что они сошли с ума, и прямо сказал им это.

— Монсеньер, — отрывисто произнес огорченный Бёмер, вздыхая на каждом слоге, — справедливости! Милосердия! Не обрушивайте на нас ваш гнев и не заставляйте нас выказать неуважение величайшему и славнейшему из принцев.

— Господа, — сказал им кардинал, — или вы не помешаны — и тогда вас выбросят в окно, или вы помешаны — и тогда вас просто выпроводят. Выбирайте.

— Монсеньер, мы не помешаны, мы ограблены!

— Какое мне до этого дело? — возразил г-н де Роган. — Я не начальник полиции.

— Но ожерелье было в ваших руках, монсеньер, — рыдая, сказал Бёмер, — вы дадите показания в суде, монсеньер, вы будете…

— У меня было ожерелье?.. — повторил принц. — Так это самое ожерелье и украдено?!

— Да, монсеньер.

— Ну, а что говорит королева? — воскликнул кардинал уже с интересом.

— Королева прислала нас к вам, монсеньер.

— Это очень любезно со стороны ее величества, но что я могу тут поделать, бедные мои?

— Вы все можете, монсеньер; вы можете сказать, что сталось с ожерельем.

— Я?

— Конечно.

— Любезный господин Бёмер, вы могли бы говорить со мной таким образом, если б я принадлежал к шайке воров, которые украли ожерелье у королевы.

— Его украли не у королевы.

— У кого же, Боже мой?

— Королева отрицает, что владела им.

— Как отрицает? — неуверенным тоном повторил кардинал. — Ведь у вас же есть расписка от нее.

— Королева утверждает, что расписка подложная.

— Полноте! — вскрикнул кардинал. — Вы теряете голову, господа.

— Правду ли я говорю? — спросил Бёмер Боссанжа, который ответил троекратным подтверждением.

— Королева отрицала это, — сказал кардинал, — потому что у нее кто-нибудь был, когда вы говорили с ней.

— Никого, монсеньер; но это еще не все.

— Что же еще?

— Королева не только заявила, что ожерелья у нее не было, не только утверждает, что письмо подложное; она показала нам расписку, гласящую, что мы взяли ожерелье обратно.

— Расписку от вас? — спросил кардинал. — И эта расписка…

— Так же подложна, как и другая, господин кардинал; вам это хорошо известно.

— Подлог!.. Два подлога! И вы говорите, что мне это хорошо известно?

— Несомненно, так как вы приходили к нам и подтвердили то, что нам говорила госпожа де Ламотт… Ведь вам было известно, что мы продали ожерелье и что оно в руках королевы.

— О, — взволновался кардинал, проводя рукой по лбу, — мне кажется, тут происходит что-то очень серьезное. Надо нам объясниться. Вот мои операции с вами…

— Да, монсеньер?

— …сначала я купил для ее величества ожерелье и выплатил вам в счет его стоимости двести пятьдесят тысяч ливров.

— Верно, монсеньер.

— Потом вы продали его непосредственно самой королеве… По крайней мере, вы мне сказали, что она сама назначила сроки платежа и обеспечила уплату своею подписью.

— Подписью… Вы говорите, что это подпись королевы, не так ли, монсеньер?

— Покажите мне ее.

Ювелиры вынули письмо из портфеля. Кардинал взглянул на него.

— О, — воскликнул он, — вы совершенные дети… «Мария Антуанетта Французская»… Разве королева не принцесса австрийского дома? Вас обокрали: и рука и подпись — все поддельно!

— Но в таком случае, — воскликнули ювелиры вне себя от раздражения, — госпожа де Ламотт должна знать, кто делал подписи и украл ожерелье!

Кардинал был поражен справедливостью этого заключения.

— Позовем госпожу де Ламотт, — в смущении проговорил он.

И он позвонил, как прежде королева.

Люди его бросились вслед за Жанной, карета которой не могла еще быть очень далеко.

Между тем Бёмер и Боссанж, как зайцы в норе, находя себе последнее прибежище в обещаниях королевы, повторяли:

— Где же ожерелье? Где же ожерелье?

— Вы меня оглушите, — сказал кардинал с досадой. — Разве я знаю, где ваше ожерелье? Я его сам передал королеве, вот все, что я знаю.

— Ожерелье! Если нам не дают денег, то отдайте нам ожерелье! — повторяли купцы.

— Господа, это меня не касается, — вне себя повторил кардинал, готовый выгнать кредиторов.

— Госпожа де Ламотт! Госпожа графиня! — кричали Бёмер и Боссанж, осипшие от отчаяния. — Это она нас погубила.

— Я вам запрещаю сомневаться в честности госпожи де Ламотт, если вы не хотите быть избитыми в моем доме.

— Но, наконец, есть же виновный, — сказал Бёмер жалобным голосом. — Эти два подлога совершены же кем-нибудь?