Ты помнишь, дорогая Марго, что дом у моих хозяев очень хорошего вкуса, благодаря стараниям бабушки Баскаковой. Двери все красного дерева, мраморные камины, много зеркал в золоченых рамах, гардины и обивка – все выписано из-за границы. В обеденной зале – ореховая мебель, повсюду канделябры и ковры, голландские портреты и мягкие кресла. А окна высоченные – и выходят в сад. Мы сидели как раз напротив окон... И вдруг в разгар обеда другая уже барышня падает в обморок. Ну, тут уж все смешалось... все повскакали, несколько богемских бокалов разбили, крики, визги... Барышня твердит, будто бы ее через окно сглазили!
Слыханное ли дело? Мы потом обсуждали и грешили на князя Лопухина, что это он-де устроил свои масонские штучки, дабы прибавить себе весу в обществе. Но настроение было испорчено. Некоторые засобирались домой, а нашу барышню это очень взбесило. Ей, видите ли, хотелось танцевать, – а тут общество расстраивается! Мишель, конечно, кинулся ее успокаивать, развлекать, но она еще больше рассердилась. И заявила, что ежели гости разъедутся, то она все равно не позволит испортить праздник из-за какой-то несуразицы.
И пообещала всем, что после обеда покажет нечто необыкновенное, такое, чего они еще не видывали. Мужчины, очень заинтригованные, как всегда, пошли в курительную и велели туда подать хересу, а молодежь стала играть в фанты. Кое-кто уехал восвояси, но многие гости остались...
Я вышла на балкон, подышать немного воздухом, и увидела Мишеля. Ты знаешь, что им не залюбоваться нельзя, такой он стройный, молодцеватый, – блестящий, одним словом. И как ему идет военный мундир! Просто глаз не отвести. Только вид его был совсем не радостный. Он прохаживался вдоль тополиной аллеи и как будто все высматривал кого-то. Все оглядывался, останавливался, прислушивался. Я подумала, он барышню ждет. Она часто его дурила – велит прийти на свидание, а сама не явится. Что за дикая манера!