Ожидай странника в день бури

Вскорости начали мазурку играть, и я вернулась в зал. И тут... вообрази, дорогая Марго, наша барышня учудила-таки, – явилась на танцы в маскарадном костюме! Что за костюм, точно не скажу, – но определенно дикий. Обернулась какой-то красной парчой – до неприличия просто, бедра, ноги – все обтянула и за спину длинным хвостом забросила. Волосы у нее пышные, черные, как ночь, по плечам распущены, глаза жгучие, смоляные, губы алые, пухлые, и над губой эдакий персидский пушок. Все кавалеры так и застыли с разинутыми ртами. Они бы за этот пушок над ее губой пострелялись бы все, передрались бы, если бы хоть какую-то надежду могли иметь.

Но самое интересное, что при ее фигуре, при явной чувственной страстности барышня наша очень холодна всегда. Не знаю, естественно это у нее или притворство, но только, кроме Мишеля, она никогда ни на кого и не глянула.

Тут уже ночь в разгаре, все свечи зажжены, люстры пылают, – и она стоит посередине залы, а в ушах горят рубиновые серьги: единственное украшение, но какое! Я прямо рот открыла. И не думай, что только я, – все! Даже генеральша Левашева, которая без пуда брильянтов из дома не выезжает.

Что тебе еще сказать? Мишель пригласил ее на мазурку, потом на вальс, – все начали танцевать, веселиться, как будто не дворянское общество, а... не знаю, какое слово подобрать, но все это было до крайности смешно, отчасти даже неприлично. Как будто бы безумие на всех нашло.

Удивительнейшая, скажу тебе, это была ночь. Словно веселье никогда уж не повторится более... К утру почти все разъехались. Мишель тоже откланялся. Я видела, как он садился в экипаж. Барышня не вышла его проводить. Завтракать утром никто не явился, – все отсыпались.

А днем, когда барышня, бледная и унылая, вышла к чаю, – явился этот ужасный нищий странствующий монах. Ты понимаешь меня, Марго, как раздражают эти бродяги и попрошайки, – но господа их не гонят, напротив, всячески привечают, поят-кормят, едва только что ручку у них не целуют. Вот и доигрались!

Нищий этот начал ходить вокруг дома как тень, в окна заглядывать. Дождался, пока барышня выйдет в сад – и прямиком к ней. Она, конечно, ласково с ним разговаривала, а потом вдруг рассердилась и говорит ему:

– Нет! Нет! Ни за что!

Он спорить зря не стал и ушел. У барышни настроение совершенно испортилось. Она уж и чай пить не стала, ушла на балкон и долго-долго там сидела, – не то раздумывала о чем-то, не то плакала украдкой.