Ожидание (три повести об одном и том же)

Ино­гда в го­род при­ез­жа­ли ар­ти­сты. Варь­ка про­би­ра­лась в пе­ре­пол­нен­ный ры­бац­кий клуб. Слу­ша­ла пев­цов. Пев­цы дер­жа­лись важ­но – пе­ли пло­хо.

Варь­ка пе­ла всё вре­мя, да­же ко­гда мол­ча­ла. Про­сы­па­лась но­чью, за­ле­за­ла на по­душ­ку – и да­вай вы­во­дить пес­ню.

Бать­ка её шле­пал за это. Она ему ме­ша­ла спать.

Ко­гда по­шла Варь­ка в шко­лу, петь за­стес­ня­лась. Все по­ют про ёл­ки, про гу­сей, про дру­гое – дет­ское. Варь­ка сто­ит, мол­чит. Ей стыд­но, – нет в этих пес­нях ни­че­го: ни ще­мя­щей тос­ки, ни ли­кую­щей ра­до­сти – ни­че­го нет, толь­ко зву­ки пус­тые, как по­гре­муш­ки.

Ста­ви­ли Варь­ке двой­ку. Варь­ка мол­ча­ла. Пе­ре­прав­ля­ли на трой­ку. С тем и пе­ре­хо­ди­ла во вто­рой, в тре­тий класс.

В треть­ем клас­се учи­тель­ни­ца пе­ния Си­ма Бо­ри­сов­на ус­лы­ша­ла, как Варь­ка пе­ла на ули­це.

На уро­ке она спро­си­ла Варь­ку:

– Ты уме­ешь петь, а по­че­му не по­ёшь?

– Не хо­чу я петь о зуб­ных щёт­ках, – ска­за­ла она, от­вер­нув­шись уг­рю­мо.

– Да?.. – учи­тель­ни­ца по­сту­ча­ла ка­ран­да­шом по роя­лю. Спро­си­ла, поч­ти не раз­жав губ: – Что же ты хо­чешь петь?

– Иг­рай­те, – ска­за­ла Варь­ка. Ус­та­ви­лась на учи­тель­ни­цу тём­ны­ми гла­за­ми, за­пол­нен­ны­ми ост­рым бле­ском.

Варь­ка за­пе­ла силь­но.

– Взвей­тесь ко­ст­ра­ми си­ние но­чи, мы, пио­не­ры, – де­ти ра­бо­чих!..

А ко­гда кон­чи­ла петь, ска­за­ла:

– Эту я петь со­глас­на.

– А ещё? – спро­си­ла учи­тель­ни­ца, по­ку­сы­вая пол­ные гу­бы.

– Про степь… Или вот эту. – Варь­ка хлеб­ну­ла воз­дух. – Ис­хо­ди­ла мла­дё­шень­ка все лу­га и по­ко­сы…

Класс си­дел ти­хо. Учи­тель­ни­ца по­ды­гра­ла Варь­ке од­ной ру­кой.

Не­сколь­ко сле­дую­щих уро­ков учи­тель­ни­ца с Варь­кой не раз­го­ва­ри­ва­ла. Варь­ка, что­бы не оби­жать её, пе­ла вме­сте со все­ми впол­го­ло­са. Учи­тель­ни­ца боль­ше рас­ска­зы­ва­ла ре­бя­там о му­зы­ке и иг­ра­ла са­ма.

Ка­к-то она ос­та­ви­ла Варь­ку по­сле уро­ков. Про­иг­ра­ла ей не­слож­ную ме­ло­дию. Варь­ка се­ла к роя­лю и по­вто­ри­ла её по­сле учи­тель­ни­цы. Она схва­ти­ла её пря­мо с паль­цев.

– Ты учи­лась? – спро­си­ла учи­тель­ни­ца.

– Не-е…

По ще­кам учи­тель­ни­цы по­шла тень, сгу­сти­лась на ску­лах в крас­ные пят­на.

– По­зо­ви мне ро­ди­те­лей сей­час же, – ска­за­ла она.

Варь­ка за­ре­ве­ла, по­бе­жа­ла до­мой. Она би­ла порт­фе­лем по де­ревь­ям и по за­бо­рам. До­ма бы­ла ба­буш­ка. Паш­ка и Петь­ка ду­де­ли под сто­лом и ко­ло­ти­ли сни­зу по сто­леш­ни­це пал­кой, они бо­ле­ли.

– Те­бя в шко­лу зо­вут, – ска­за­ла Варь­ка ба­буш­ке.

– Не­хай, – от­мах­ну­лась баб­ка. – Чи у ме­ня сво­его де­ла нет? Мне вон бе­льё сти­рать на­до.

– Нет, ты по­ди, – Варь­ка вце­пи­лась в ста­ру­ху, по­тя­ну­ла её за юб­ку. – За­чем она го­во­рит, что я вру.

Баб­ка по­гля­де­ла в за­пла­кан­ные Варь­ки­ны гла­за. По­том на­де­ла свое са­мое на­ряд­ное пла­тье с обор­ка­ми. По­кры­ла го­ло­ву тол­стой клет­ча­той ша­лью и, вы­пя­тив грудь и по­во­дя лок­тя­ми, на­пра­ви­лась в шко­лу. В клас­се пе­ния она без спро­су усе­лась на стул, рас­пра­ви­ла ши­ро­чен­ную юб­ку и толь­ко по­сле это­го по­смот­ре­ла на учи­тель­ни­цу.

– Го­во­ри, ми­лая, не тя­ни. Мне ещё бе­лье сти­рать на­до.

– Ва­ша внуч­ка учи­лась му­зы­ке? – спро­си­ла учи­тель­ни­ца как мож­но сдер­жан­нее.

– И-и, ми­лая, – про­тя­ну­ла баб­ка. – На ка­кие та­кие день­ги мы ей ро­яль ку­пим? У неё од­на му­зы­ка: Варь­ка, ту­да! Варь­ка, сю­да! Варь­ка, по­бе­ги. Варь­ка, но­сы ма­лым вы­три. Вот и все её но­ты.

– Учи­тель­ни­ца мол­ча­ла, гля­де­ла в чёр­ный ро­яль­ный лак на своё от­ра­же­ние. Баб­ка усе­лась по­удоб­нее, тро­ну­ла учи­тель­ни­цу за пле­чо.

– Слышь, дев­ка, сыг­рай. Мы те­бе с Варь­кой спо­ём в два го­ло­са.

– Что сыг­рать? – ти­хо спро­си­ла учи­тель­ни­ца.

– Про фур­ту­ну.

Учи­тель­ни­ца сла­бо улыб­ну­лась.

– Я не знаю… Вы пой­те, я под­бе­ру.

Баб­ка от­каш­ля­лась. Сде­ла­ла не­сколь­ко вдо­хов, слов­но ра­зо­гре­ва­ясь, и по­ве­ла ни­зом:

– За­ду­ла фур­ту­на на мо­ре…

– Ой, лю­то за­ду­ла, – под­хва­ти­ла Варь­ка вы­со­ко и пуг­ли­во.

Они пе­ли о двух ры­ба­ках, об от­це и сы­не, по­гиб­ших во вре­мя штор­ма. О ста­рой ма­те­ри и мо­ло­дой же­не с ма­лым ре­бён­ком. Как мо­ло­дая же­на про­кли­на­ет мо­ре и до­лю ры­бац­кую. И убе­ж­да­ет ста­ру­ха не­вест­ку: «Ес­ли за­муж пой­дёшь вто­рой раз, толь­ко за ры­ба­ка иди. Ры­бак твое­го сы­на не оби­дит, ста­нет лю­бить его, как род­но­го. Ина­че нель­зя ры­ба­ку – фур­ту­на за­ду­ет, по­гиб­нет ры­бак, ос­та­нут­ся его де­ти, и дру­гие ры­ба­ки ста­нут лю­бить их и жа­леть, как род­ных».

Учи­тель­ни­ца да­же к кла­ви­шам не при­тро­ну­лась. Ко­гда баб­ка и Варь­ка за­кон­чи­ли пес­ню, гла­за у неё бы­ли влаж­ные, в крас­ных об­во­дах.

– И вы не учи­лись, – про­бор­мо­та­ла она.

Баб­ка шум­но сморк­ну­лась в боль­шу­щий, слов­но на­во­лоч­ка, пла­ток.

– Ес­ли бы учи­лась, я бы сей­час в Мо­ск­ве про­жи­ва­ла, в са­мом вы­со­ком до­ме. На лиф­те бы ез­ди­ла…

Учи­тель­ни­ца по­вер­ну­лась к Варь­ке. Ска­за­ла:

– Ка­ж­дый день бу­дешь ос­та­вать­ся по­сле уро­ков.

– За что?