Ожидание (три повести об одном и том же)

Варь­ка ос­та­но­ви­лась у две­рей – за­ро­бе­ла. Ей не хо­те­лось ви­деть, как вы­сме­ет баб­ку ста­рик. Она по­бре­ла во­круг до­ма по до­рож­ке из чис­тых ра­ку­шек. Ра­куш­ки эти до­бы­ва­ют не в мо­ре. Их до­бы­ва­ют в сте­пи, в ов­ра­гах, в об­на­жён­ных пла­стах. Мо­жет, и не­умолч­на степь по­то­му, что хра­нит она шум древ­них мор­ских при­бо­ев. А ра­куш­ка­ми по­сы­па­ют во­круг хат, что­бы пре­сные до­ж­де­вые брыз­ги не пач­ка­ли бе­лых стен.

И вдруг Варь­ка со­об­ра­зи­ла, что здесь она мо­жет столк­нуть­ся ли­цом к ли­цу с Вась­кой. Она по­хо­ло­де­ла вся, при­жа­лась спи­ной к ха­те.

– Я у неё не был.

– По­че­му? – ус­лы­ша­ла она раз­го­вор.

Го­ло­са при­над­ле­жа­ли Слав­ке и его от­цу. Варь­ка стоя­ла под ок­ном. Ей бы­ло не­лов­ко, – вдруг вы­гля­нет Слав­кин отец. По­смот­рит буд­то сквозь неё, не сра­зу со­бе­рёт её в зре­нии, по­то­му что ду­ма­ет по­сто­ян­но о чё­м-то сво­ем. А ко­гда пой­мет, что пе­ред ним Варь­ка, ска­жет:

– Здрав­ст­вуй, де­воч­ка в брю­ках.

Варь­ка ото­дви­ну­лась от ок­на, ста­ра­ясь, что­бы мень­ше хру­сте­ли ра­куш­ки. Ей за­хо­те­лось уй­ти, убе­жать. Но она боя­лась дви­нуть­ся с мес­та, боя­лась, что встре­тит за уг­лом Вась­ку.

В ком­на­те за от­кры­тым ок­ном мол­ча­ли. По­слы­шал­ся треск, хри­пе­ние. Слав­кин отец на­страи­вал при­ем­ник. Он ло­вил от­го­ло­ски ос­тыв­ших гроз. Они вры­ва­лись со сви­стом в ком­на­ту. И, на­вер­но, Слав­ки­но­му от­цу они бы­ли сей­час нуж­нее са­мой пре­крас­ной му­зы­ки. Он ска­зал:

– Ты, Слав­ка, не пой­ми пло­хо. Я очень хо­тел зай­ти к ма­ме. Но есть в лю­дях не­что та­кое, что ме­ша­ет им де­лать про­стые по­ступ­ки. Бы­ва­ют та­кие об­стоя­тель­ст­ва. Я го­во­рил с нею по те­ле­фо­ну.

– Она не хо­чет, что­бы ты по­мо­гал ей, и не прие­дет.

– Да, – от­ве­тил Слав­кин отец и, слов­но спо­хва­тив­шись, при­нял­ся оп­рав­ды­вать ма­му. Он го­во­рил: – Ко­гда мы злы, лю­ди ка­жут­ся нам ху­же, чем они на са­мом де­ле. На всё нуж­но вре­мя…

Варь­ка уло­ви­ла в его сло­вах не­дос­ка­зан­ность. Он не до­го­ва­ри­вал из бо­яз­ни при­чи­нить Слав­ке боль. Слав­ка, на­вер­но, то­же по­чув­ст­во­вал это. Он ска­зал ти­хо:

Мы на неё не в оби­де… Нам ведь с то­бой хо­ро­шо.

– Да… – от­ве­тил отец.

Варь­ка по­шла по хру­стя­щим ра­куш­кам. Се­ла на ска­мей­ку у две­ри.

– А я ду­ра ду­рой, – шеп­та­ла она.

Дверь от­во­ри­лась скрип­нув, Ста­рик Вла­сен­ко про­пус­тил ми­мо се­бя Варь­ки­ну ба­буш­ку.

– Мы уже ста­рые, Оль­га.

На по­рог вы­шла баб­ка Ма­рия, мед­лен­ная и за­дум­чи­вая, как те­че­ние лес­ной ре­ки. Варь­ка все­гда ро­бе­ла пе­ред этой ста­ру­хой.

– У те­бя ре­бя­тиш­ки, – ска­за­ла баб­ка Ма­рия. – Им жить нуж­но. В мою ха­ту сту­пай­те. Пет­ро её под­ла­та­ет, ру­ки у не­го лов­кие.

Варь­ка по­чув­ст­во­ва­ла, что не нуж­ны сей­час баб­ке её не­за­ви­си­мая осан­ка и гор­дость. Баб­ке нуж­но имен­но то, что сей­час про­ис­хо­дит. Баб­ка хо­чет до­б­ра и про­ще­ния. Но по уп­ря­мой при­выч­ке баб­ки­ны пле­чи бы­ли от­ки­ну­ты на­зад. Под­бо­ро­док при­под­нят, но он дро­жал.

– До сви­да­ния, – ска­за­ла она. – Дай вам бог…

Варь­ка ис­пу­га­лась, что баб­ка об­мяк­нет сей­час, что кон­чат­ся у неё си­лы. Она по­до­шла, кос­ну­лась пле­чом баб­ки­ной ру­ки.

Толь­ко на дру­гой ули­це баб­ка за­ка­ча­лась на ос­ла­бев­ших но­гах.

Го­ло­ва упа­ла на грудь. Пле­чи опус­ти­лись, ссу­ту­ли­лась су­хая спи­на, в по­яс­ни­це над­ло­ми­лась. Баб­ка поч­ти упа­ла на при­до­рож­ную тра­ву.

Она вы­та­щи­ла из кар­ма­на день­ги. Вы­ро­ни­ла на ко­ле­ни. По­смот­ре­ла на Варь­ку пус­ты­ми, как вы­со­хшие ко­лод­цы, гла­за­ми.

– Я в не­го из об­ре­за стре­ля­ла, – про­шеп­та­ла она. – Ко­гда он Се­ра­фи­ну из сте­пи при­вёз. На­смерть хо­те­ла.

Варь­ка си­де­ла ря­дом с баб­кой, ку­са­ла тра­ви­ну.

– Из об­ре­за стре­ля­ла, – шеп­та­ла она вслед за баб­кой. Она ви­де­ла му­чи­тель­но близ­ко пе­ред гла­за­ми Вась­кин лоб, рас­се­чён­ный кам­нем, и ши­ро­кий, на­стежь рас­тво­рён­ный взгляд.

Баб­ка бор­мо­та­ла:

– Я же чув­ст­во­ва­ла, как си­ла из ме­ня ухо­дит, буд­то кровь из ра­ны те­чет. Я ж оп­рав­дать­ся пе­ред со­бой хо­те­ла. Как оп­рав­дать­ся? Се­бя об­ви­нять? Нет. Про­ще всех пре­зи­рать. Толь­ко я, мол, од­на че­ло­век.

Варь­ка по­смот­ре­ла на свои по­тёр­тые, про­пы­лен­ные вель­ве­то­вые брю­ки. «Что ли, пла­тье на­деть?» – по­ду­ма­ла она, по­крас­нев.

Из баб­ки­ных глаз тек­ли слё­зы. Они оро­си­ли шер­ша­вые баб­ки­ны щё­ки. Про­бра­лись на шею.

– Я, Варь­ка, бы­ла… – баб­ка пой­ма­ла сле­зу гу­ба­ми, рас­тёр­ла её, со­ле­ную, на гу­бах. Ска­за­ла, за­хлеб­нув­шись позд­ним от­чая­ни­ем: – Стер­ва я бы­ла, Варь­ка. Рас­кри­ча­ла я свою жизнь. Про­гор­ла­ни­ла, про­пля­са­ла с кем хо­чешь. Я, Варь­ка, и в Ру­мы­нию ухо­ди­ла. И с гай­да­ма­ка­ми…

Баб­ка по­да­лась впе­рёд, хва­ти­ла Варь­ки­ны ру­ки и при­ня­лась це­ло­вать их, вы­ма­ли­вая про­ще­ние за гре­хи, ко­то­рых Варь­ка не зна­ла и не же­ла­ла знать.