Ожидание (три повести об одном и том же)

– Тут си­дишь, по­ни­ма­ешь. Вре­мя в об­рез.

– Вид­но, драть не­ко­му.

– А ещё пио­нер.

Во­круг пла­ка­ты. На од­ном – че­ло­век с зуб­ной щёт­кой. Му­же­ст­вен­но кра­си­вый. Тол­стые бу­к­вы во­круг не­го кри­чат ба­сом: «Бе­ре­ги­те зу­бы!» Му­же­ст­вен­ный че­ло­век на пла­ка­те улы­ба­ет­ся бе­лой улыб­кой. Он бе­рёг свои зу­бы с дет­ст­ва.

На ле­ст­ни­це Ван­дер­бу­ля дог­нал ста­рик.

– Слу­шай, хло­пец, по­стой. По­здо­ров­ка­ем­ся.

Ста­рик по­са­дил Ван­дер­бу­ля на ска­мей­ку. Ван­дер­буль от­вер­нул­ся.

– Ух же ка­кой ты сер­ди­тый! К че­му бы те­бе здо­ро­вый зуб рвать?

– Для бо­ли.

Ста­рик об­мяк, рас­сме­яв­шись. Сме­ял­ся он хри­п­ло, и го­лос у не­го был хри­п­лый, глу­хой. Зву­ки, на­вер­но, за­стре­ва­ли в гус­той бо­ро­де, те­ря­ли си­лу.

– А вы не смей­тесь! – вы­крик­нул Ван­дер­буль. – Са­ми не по­ни­мае­те, а смеё­тесь.

– Че­го же ж не по­ни­мать? Хоть и боль­ная зуб­ная боль, да не дю­же смер­тель­ная. – Смех ска­ты­вал­ся со ста­ри­ко­вой бо­ро­ды, тёк по но­во­му пид­жа­ку, слов­но круп­ные ка­п­ли до­ж­дя.

Ван­дер­буль ра­зо­злил­ся.

– А са­ми бои­тесь! – за­кри­чал он. – Са­ми стои­те у две­ри.

Ста­рик про­дол­жал сме­ять­ся.

– Я же ж не бо­юсь. Я опа­са­юсь. Мне док­тор­ша тот зуб дёр­нет, а я её креп­ким сло­вом. Мне же ж не­удоб­но. Вон ка­кая куль­ту­ра во­круг. И док­тор­ша не ви­но­ва­тая, что у ме­ня зуб сгнил.

– Кто вам по­ве­рит? – ска­зал Ван­дер­буль. – Про­сто тру­си­те и ска­зать не хо­ти­те.

Смех ушёл из глаз ста­ри­ка.

– Ху­до, ко­гда не по­ве­рят. – И до­ба­вил: – А боль от зу­ба обык­но­вен­ная.

Дверь в ка­би­нет от­во­ри­лась. В ко­ри­дор вы­шла за­пла­кан­ная де­ви­ца с рас­пух­шей ще­кой. Мед­лен­но, со сту­пень­ки на сту­пень­ку, дви­ну­лась вниз.

– Оче­редь! – крик­ну­ла са­ни­тар­ка.

С бе­ло­го ди­ва­на под­нял­ся уг­рю­мый муж­чи­на. Ста­рик ска­зал ему гру­ст­но:

– Я из­ви­ня­юсь, Я те­перь сам вой­ду. Вы уж будь­те на­столь­ко лю­без­ны, по­си­ди­те ещё чу­ток.

КРУП­НЫЙ ДОЖДЬ

Солн­це би­лось в вит­ри­нах и лу­жах. Над ас­фаль­том сто­ял пар. На за­коп­те­лые кры­ши над­ви­га­лась мок­рая ту­ча. Сол­неч­ный свет встре­чал её в лоб, ста­но­вясь от это­го рез­че и хо­лод­ней.

Ми­ли­цио­нер на­дел плащ с ка­пю­шо­ном. Жен­щи­ны рас­пах­ну­ли зон­ты.

Ван­дер­буль и ста­рик шли по ули­це.

Ста­ри­ка зва­ли Вла­сен­ко. Он вор­чал:

– Ху­до, ко­гда рот толь­ко для ка­ши го­ден. – От­вер­нул­ся, и, ко­гда гля­нул на Ван­дер­бу­ля, рот у не­го за­свер­кал бе­лой пла­ст­мас­сой.

«На­вер­но, встав­ные зу­бы не нуж­но чис­тить, – по­ду­ма­лось Ван­дер­бу­лю. – На­вер­но, их мо­ют мо­чал­кой».

– Год в кар­ма­не бе­ре­гу, – объ­яс­нил ста­рик, рас­кла­ни­ва­ясь с про­хо­жи­ми. – Тот ста­рый пень ме­шал. Я бы его на геть вы­рвал, но ведь ка­кая при­чи­на – по­след­ний. По­след­ний зуб – не по­след­ний год, а всё жал­ко. Нын­че зи­мой, ко­гда он со­всем рас­хво­рал­ся, я ре­шил за­раз: вы­рву. Для этой це­ли я и в Ле­нин­град при­был, ока­зал ста­ро­му ле­ше­му по­след­нюю по­честь. У ме­ня же ж тут в Ле­нин­гра­де доч­ка. Ан­на. Ас­пи­ран­ту­ру про­хо­дит по мо­ряц­ко­му де­лу. – Ста­рик вы­та­щил из кар­ма­на стёр­ший­ся зуб, по­вер­тел в паль­цах и бро­сил его че­рез па­ра­пет в реч­ку Фон­тан­ку.

– Ух же ж ты, ста­рый пень. Про­щай, брат… – Блес­ну­ли в гру­ст­ной улыб­ке ста­ри­ко­вы встав­ные зу­бы.

– Боль­но бы­ло? – спро­сил Ван­дер­буль и по­смот­рел на ста­ри­ка с та­кой за­ви­стью, что ста­рик опять рас­сме­ял­ся.

– Я же ж те­бе объ­яс­нял. Обык­но­вен­ная боль. Что зуб рвать, что пу­лей те­бя про­шьёт, – оди­на­ко­во по жи­во­ту. Толь­ко му­жик как уст­ро­ен? Он лю­бую боль стер­пит, ес­ли со­про­тив­ля­ет­ся. Без со­про­тив­ле­ния муж­чи­на скуч­ный. От­сю­да му­жи­ку зуб рвать – ху­же нет. Не уда­ришь ведь док­тор­шу не­ви­но­ва­тую. На­стоя­ще­му му­жи­ку в ата­ку лег­че ид­ти, чем к зуб­ной док­тор­ше.

Дождь хлы­нул сра­зу. Ши­ро­кой тё­п­лой мет­лой хле­ст­нул по всем ули­цам. За­гнал Ван­дер­бу­ля и ста­ри­ка в под­во­рот­ню.

Силь­ный дождь на­строе­ния не пор­тит. Лю­ди от­ря­хи­ва­ют­ся, го­во­рят «чёрт возь­ми», но в этих сло­вах нет до­са­ды и зло­сти. Туч­ные муж­чи­ны с порт­фе­ля­ми, под­вер­нув шта­ны, ска­чут по ош­па­рен­но­му ас­фаль­ту. Сме­ют­ся над соб­ст­вен­ной рез­во­стью.

– А вы на вой­не бы­ли? – спро­сил Ван­дер­буль ста­ри­ка.

– Я-то? На им­пе­риа­ли­сти­че­ской окоп­ную вошь кор­мил. В гра­ж­дан­скую за Со­вет­скую власть сра­жал­ся. В Оте­че­ст­вен­ную уже ж ку­да ме­ня за­не­сло. Аж в Юго­сла­вию. В пар­ти­зан­ский от­ряд, к ко­ман­ди­ру то­ва­ри­щу Выл­ко Иля­ше­ви­чу.

Ве­тер шу­мел в под­во­рот­не, хо­ло­дил мок­рые спи­ны.

– Ско­ро дождь кон­чит­ся, – ска­зал Ван­дер­буль. – Силь­ный дождь – ко­рот­кий. А на ко­то­рой вой­не вам всех боль­нее при­шлось?

Ста­рик по­смот­рел на Ван­дер­бу­ля за­тос­ко­вав­ши­ми вдруг гла­за­ми.

– На по­след­ней… Дю­же да­ле­ко на на­шу тер­ри­то­рию не­мец про­шел.

– Я у вас про дру­гую боль спра­ши­ваю, – ска­зал Ван­дер­буль.