Ожившая тень

— А коли надо у вас заниматься, что ж, я не против. Пожалуйста! Я просто думала, он будет мешать…

— Значит, вы разрешаете, тётушка? — обрадовался Мёнгиль.— Вот спасибо!

Он попрощался и побежал догонять своих. «Чудна́я всё-таки эта тётушка Хван! — думал он.— Вчера — одно, завтра — другое… Надо сказать Чхонёну, вот обрадуется!»

С этого дня в доме Мёнгиля стали вечерами собираться все четверо: Мёнгиль, Кёнпхаль, Муниль и Чхонён.

Чхонён заметно повеселел. И учиться стал лучше. Он уже не опускал голову и не краснел, когда учитель Чансу говорил:

— Ученье, ребята, ваш патриотический долг, ваш удар по общему врагу. Помните: за вашими успехами следит вся деревня!..

Чхонёну не приходилось теперь, как это бывало прежде, подолгу объяснять одно и то же. Он схватывал быстро, легко, память у него оказалась отличная. Скоро он уже сам без труда решал сложные алгебраические задачи.

«Вот, значит, в чём дело,— думал Мёнгиль.— Вовсе он не неспособный и не так уж отстал от всех нас… Просто-напросто он не хотел учиться и сердился на мать. Но почему?..» Ответа на этот вопрос пока не было…

А тетушка Хван день ото дня становилась любезнее. Она приветливо встречала Мёнгиля, когда он заходил за её сыном, и однажды сказала Чхонёну, что Мёнгиль ему настоящий друг.

Они действительно стали друзьями, и не только Мёнгиль с Чхонёном. Даже Кёнпхалю Чхонён не казался уже мрачным и заносчивым, и он всё удивлялся, как это он раньше так думал об этом славном парне.

Однажды, читая учебник, Чхонён вдруг рассмеялся, да так заразительно, что насмешил всех троих.

— Ты чего? — спросил его, давясь от смеха, Кёнпхаль.

— Так… А ты чего?

И все снова расхохотались.

Полюбила парня и мать Мёнгиля, и теперь, если в доме готовили что-нибудь вкусное, непременно посылала за ним сына.

— Сходи позови Чхонёна. Небось тётушка Хван такую куксу[9]

не варит…

И потом, наблюдая, как ребята за обе щеки уминают куксу, мать Мёнгиля думала: «Странно всё-таки: тётушка Хван и Чхонён — мать и сын, а такие разные. Совсем непохожи… А вот на Мёнгиля Чхонён похож, даже очень. Может, потому он мне и нравится?..»

Она изо всех сил старалась, чтобы Чхонён стал своим в их доме. И это, похоже, ей удалось. Он не чувствовал себя здесь гостем. Придет, бывало, пораньше, поможет наколоть дров, натаскает вместе с Мёнгилем воды, а потом — за уроки. И всё это весело, со смехом и шутками. Вот только когда заходил разговор о родителях, Чхонён мрачнел. Однажды Мёнгиль принялся рассказывать о своём отце, о том, как он партизанил, как замучили его враги, и вдруг Чхонён встал:

— Я пойду…

Мёнгиль быстро взглянул на него:

— Погоди, Чхонён!

Но того уже не было в комнате.

В этот вечер Мёнгиль долго не мог заснуть. Как это он забыл о том, что отец Чхонёна пропал без вести, что его друг не только растёт, как и он сам, без отца, но ему даже нечего о своём отце рассказать, потому что он не знает, жив отец или погиб… И если погиб, то как?..

Сегодня воскресенье, чудесный, солнечный день! Мать Мёнгиля встала едва рассвело и принялась готовить праздничный обед. Она сделала кимчхи[10], куксу, поставила в печь тток[11]. Сегодня у них в доме праздник — как же не постараться!

Мать Мёнгиля умела стряпать. Она знала уйму рецептов и с удовольствием делилась ими с соседками.

— Ну и председатель у нас! — хвалились крестьянки Сингвана.— И хозяйством не хуже мужика управляет, и всех нас стряпать по-настоящему научила. Молодец!

Сегодня она решила, что не пойдёт в поле — так она обещала сыну и выполнит своё обещание. Пусть это будет её подарком.

— Можно? — Во двор заглянули Муниль, Кёнпхаль и Чхонён.

Мёнгиль просил их непременно зайти — и вот они здесь. Но что это? Перед ними мать Мёнгиля — красивая, помолодевшая, в белом новом переднике. Ребята от изумления даже поздороваться с ней забыли. Сколько раз видели они её выступавшей на собрании или на пионерских сборах, и всегда она была строгая, подтянутая и всегда куда-то спешила. А тут — на́ тебе, совсем другая, домашняя, без устали снующая из комнаты в кухню, простая и весёлая — такая же, как их матери и соседки.

— Ну, садитесь! — радостно сказала мать Мёнгиля.— Что ж ты, сынок, приглашай гостей!

Она внесла низенький столик, и ребята уселись вокруг него, поджав под себя ноги. Кёнпхаль первым попробовал рис — он был известный обжора!

— Тетушка, а вы что ж? — воскликнул он, видя, что мать Мёнгиля снова собирается идти в кухню.— Нет уж, садитесь, а то мы тоже не станем есть!

Она села рядом с сыном, взяла палочки[12], но тут же снова вскочила:

— Погодите, ребята, уже, наверное, тток готов…

— Тток? — изумился Кёнпхаль.— Это по какому случаю?

— Скажи, Мёнгиль, что молчишь? — прокричала из кухни мать.

Она вошла в комнату, улыбаясь поставила на стол поднос с тёплым, дымящимся ттоком и покосилась на сына. Тот сидел чинно, будто был гостем в солидном доме, и молчал.

— Ну, развлекай гостей! — подсмеивалась над ним мать.

— Что развлекать-то? — смутился Мёнгиль.— Ешьте вот…

— А правда, чего это у вас сегодня такой пир, а? — спросил Муниль, с любопытством переводя взгляд с Мёнгиля на его мать.