Ожившая тень

Мать Мёнгиля улыбнулась.

— Сегодня, мальчики, Мёнгилю исполнилось четырнадцать лет. Так что поздравьте его…— И она с тихой гордостью поглядела на сына.

— Правда? — изумились ребята.— Что ж ты раньше ничего не сказал? Эх, ты, даже не предупредил!

Они были слегка смущены. Особенно Кёнпхаль: пришёл, навалился на всякие яства, а в чём дело, спросить не удосужился.

— Ладно, ладно, неважно,— оборонялся от их упреков Мёнгиль.— Не всё ли равно, по какому поводу праздник?

— Ну что ж, поздравляем тебя, Мёнгиль!—торжественно сказал Кёнпхаль и поднял чашку с фруктовой водой.

Скоро говорили уже все вместе, почти не слушая друг друга, с аппетитом уминая вкусный дымящийся тток.

Мать тихо сидела в сторонке. В глазах у неё стояли слезы. Потом она отвернулась и быстро вытерла глаза концом длинной белой ленты, свисающей с ворота её кофточки. Но как ни быстро было её движение, Чхонён заметил его: он всегда был очень внимателен к матери друга.

— Что с вами, тётушка? — встревожился он.

Ребята умолкли.. Она плакала!.. Кто бы мог подумать, что увидит когда-нибудь на её глазах слезы!..

— Нет, нет, всё в порядке,— поспешно сказала мать Мёнгиля и провела рукой по лбу, словно желая разгладить горькую складку. Но ребята не отставали.

— Скажите нам, что случилось! — расстроенно повторяли они.

И тогда она подошла к ним, села рядом и тихо сказала:

— Я вспомнила тот день, тот теперь уже очень далекий день, когда родился мой Мёнгиль. Могла ли я думать, что он будет учиться в школе, что я устрою ему день рождения в светлом, просторном доме, что к нему придут в гости его друзья…

— А что в этом особенного? — широко раскрыл глаза Кёнпхаль.

Мать Мёнгиля невесело усмехнулась.

— Тогда это казалось мне невозможным. Слишком тяжёлая была у нас жизнь. Не жизнь, а так… одно название… Знаете, как он родился? — Она кивнула в сторону сына.— Гремел гром, лил дождь и дул ветер. А я лежала с ним, совсем крошечным, под мостом и закрывала его своим телом…

— Под мостом? — переспросил Муниль.— Разве у вас не было дома?

Чхонён встал со своего места и пересел поближе к матери Мёнгиля.

— Какой уж там дом, — махнула она рукой. — Я жила тогда у помещика, в батрачках. Потом пришлось уйти куда глаза глядят…

— Ладно, мама, хватит, — залившись краской, перебил мать Мёнгиль. — Зачем об этом рассказывать?

Мать строго посмотрела на сына.

— Тебе нечего стыдиться, Мёнгиль,— сказала она.— Так жили тогда многие…— Она оглядела ребят.— Вот вы читаете в книгах о том, что родина ваша была под властью японцев[13]. А что это такое — власть японцев и богачей, вы знаете? У Мёнгиля не было ботинок, не было ни одной пары белья. Штаны да куртка — вот и весь наряд. Всю зиму он, бывало, сидел дома: не в чем выйти на улицу…

Она помолчала, потом горестно усмехнулась:

— Вот помню я праздник Нового года… Богачи нарядились тогда в разноцветные одежды, прохаживались по улице, хвастались друг перед другом своими нарядами. А бедняки и их дети сидели в тёмных, сырых каморках и дрожали от холода…

Она поежилась, будто с тех далеких времен пахнуло на неё холодным, леденящим душу и тело ветром. Ребята молчали.

— Враги есть и сейчас,— добавила она.— Они хотят, чтобы вернулись старые времена. Помните об этом, ребята.

Мёнгиль взглянул на друзей. Они во все глаза смотрели на его мать. Только Чхонён сидел, низко опустив голову.

2

Много ночей подряд шли дожди. Гремел раскатистый гром, ослепительные молнии озаряли деревню.

В этот вечер тоже лил проливной дождь. Мёнгиль, проводив Чхонёна, сидел вдвоем с матерью и слушал её рассказы. И вдруг сквозь монотонный немолчный шум ливня до них донёсся громкий крик и сразу же топот бегущих ног.

Мёнгиль вскочил с кана[14], подбежал к двери, распахнул её. Под косыми струями дождя к дому во весь дух неслись двое. Сверкнула молния, и Мёнгиль узнал своих старых друзей. Кёнпхаль с Мунилем ворвались во двор, задыхаясь от бега, с бледными, мокрыми лицами. Мать Мёнгиля в накинутом на голову платке выбежала к ним навстречу:

— Что с вами?.. В чём дело, мальчики?

Ребята молча смотрели на нее округлившимися от страха глазами. С их мокрой одежды ручьями стекала вода. Мёнгиль чуть ли не силой втащил их в дом, закрыл дверь.

— Да говорите же наконец, что случилось?

— Опять, знаешь, опять…— пролепетал Кёнпхаль.

— Что — опять? — улыбнулась мать Мёнгиля.

— Опять тот самый, что у коровника… «Нечистый дух», что ли…— криво улыбнулся в ответ Кёнпхаль.

Вынув большущий носовой платок, он вытер слипшиеся от дождя волосы и сел рядом с Мёнгилем.

Мёнгиль посмотрел на его вконец растерянное лицо и понял, что от Кёнпхаля сейчас ничего не добьешься.

— Рассказывай ты, Муниль, что там опять случилось?

Муниль покосился на улыбающуюся мать Мёнгиля, потом на закрытую дверь так, словно в ней таилась какая-то неведомая, но грозная опасность, и нехотя принялся говорить.