Ожившая тень

Сегодня была их очередь дежурить в школе, в живом уголке. Лил дождь, на улицу выходить не хотелось, но вечером они всё-таки отправились, как положено, в школу, чтобы накормить кроликов и поменять у них в клетках подстилки. Они были собою довольны. Муниль даже немного жалел, что никто их сейчас не видит — их, промокших до нитки, но честно выполняющих свой долг!

Откровенно говоря, потому он и предложил зайти к Мёнгилю. Нет, конечно, он не собирался хвастать — чем хвалиться-то? Просто хотелось обо всём рассказать другу.

Кёнпхаль согласился, и они вышли на улицу. Дождь усилился, колдобины на дороге до краёв наполнились водой, жидкая грязь хлюпала под ногами. Но настроение у ребят было отличное. Кёнпхаль шёл, как всегда насвистывая какую-то песенку. Муниль, подняв кверху лицо, ловил ртом струи дождя.

Вот уже виден дом Мёнгиля. В окнах горит свет. Кёнпхаль как раз хотел по этому поводу что-то сказать, как вдруг холодная, мокрая рука Муниля зажала ему рот. Второй рукой Муниль молча показывал на освещённые окна дома.

Кёнпхаль глянул в направлении его руки, и у него вырвался сдавленный крик: та же знакомая, странная тень с развевающимися космами, пригибаясь, стояла перед окном. Едва раздался крик Кёнпхаля, она метнулась в сторону и исчезла, будто её и не было…

— Что-то у вас, ребята, последнее время стало в глазах мельтешить,— засмеялась мать Мёнгиля, выслушав этот рассказ.— Может, и впрямь есть на свете нечистые духи?

И она снова расхохоталась.

— Ну, тётушка, мы же видели своими глазами! — взмолился Кёнпхаль, призывая взглядом в свидетели Муниля.

Тот пожал плечами: он ведь только что рассказал.

«И Мёнгиль снова не верит»,— взглянув на Мёнгиля, с обидой подумал Кёнпхаль. Он махнул рукой и смолк на полуслове. Замолчал и Муниль. Немного погодя, нехотя рассказав про кроликов, они попрощались и отправились по домам.

Проводив ребят, мать Мёнгиля в глубокой задумчивости присела на кан, потом подошла к шкафчику и вытащила из ящика фонарик.

— Ложись спать, Мёнгиль, — сказала она.—Я скоро приду.

Она вышла во двор. Сеял мелкий, нудный дождик, вдали ещё погромыхивал гром. Мёнгиль походил по комнате, потом схватил кепку и, быстро надев её, выбежал вслед за матерью. Она стояла, светя перед собой фонариком, разглядывая, словно увидала впервые, персиковое дерево.

Потом мать Мёнгиля не спеша пошла вдоль ограды, рассматривая что-то на мокрой, булькающей дождём земле, заглянула в собственное окно, словно кого-то искала в своём доме. Мёнгиль подошёл к ней поближе.

— Ну что? — коротко спросил он.

— Следы,— так же коротко ответила она.

На рыхлой земле отпечатались чьи-то большие следы. Ливень размыл их, сделал расплывчатыми, неясными, но это несомненно были следы высокого, сильного человека. Они вели за сарай, на огород и там пропадали: как могли они сохраниться в этой жидкой грязи! Мёнгиль молча взял мать за руку, повел её в дом. В глубокой задумчивости она присела на кан.

— Интересно, кто это болтается по ночам у чужих дворов?— тихо начал Мёнгиль, но мать перебила его.

— Прошу тебя, сын,— сказала она,— никому о сегодняшнем не рассказывай. Договорились? А ребятам скажи, что им показалось…

Несмотря на увещевания Муниля, Кёнпхаль всё-таки не удержался. Придя в школу, он первым делом принялся рассказывать о вчерашнем происшествии. И, конечно, ребята снова подняли друзей на смех.

— Делать вам нечего,— смеялись мальчишки.— И как не надоест одно и то же болтать?.. Придумали бы что-нибудь поновее!

В субботу на сборе вожатый начал разговор о суевериях, и ребятам здорово влетело за их байки. Самое обидное, что выступил и Мёнгиль. И обратился он прямо к друзьям.

— В самом деле, хватит, ребята, болтать! — сказал он.— Не то станем посмешищем для всей деревни: ну и пионеры, скажут. Давайте-ка лучше заниматься делом. Рот лучше держать на замке…

Пионеры расхохотались, а Кёнпхаль с Мунилем очень обиделись. Это они-то не занимаются делом! Кёнпхаль прямо задохнулся от возмущения: «Ну и Мёнгиль, хорош друг, нечего сказать! Теперь от ребят проходу не будет!»

Он хотел поговорить после сбора с Мёнгилем, но тот куда-то исчез. Последнее время его невозможно было поймать.

3

Однажды Чхонён пришел к Мёнгилю раньше обычного. Он был явно чем-то встревожен.

— Что с тобой? — спросил Мёнгиль.— Ты, случайно, не заболел?

— Да нет,— принуждённо улыбнулся Чхонён. Губы его дрожали.

Мать Мёнгиля, войдя в дом и сняв с головы мокрый от дождя платок, внимательно посмотрела на мальчика, приложила ладонь к его горячему лбу.

— Что вы, тётушка,— чуть отодвинулся от неё Чхонён,— я здоров…— И он повернулся к Мёнгилю: — Давай заниматься…

У ребят уже наступили каникулы, но Чхонён по-прежнему приходил к Мёнгилю позаниматься алгеброй — он твёрдо решил на следующий год идти вровень с классом по всем предметам.

Однако сегодня дело явно не шло на лад: Чхонён был рассеянным, невнимательным. Собираясь домой, он вдруг сказал, глядя куда-то мимо Мёнгиля:

— Послушай, Мёнгиль, что ты думаешь обо всех этих россказнях?

— Каких россказнях? — не понял Мёнгиль.

— Ну об этих, что ребята рассказывали… О духах всяких там, привидениях…