Ожившая тень

Отряд Мадан Све не давал врагу ни минуты покоя. Партизаны нападали на склады с боеприпасами, уничтожали солдат и офицеров противника. Мадан Све был храбр и дерзок. Недаром враги называли его «Красным дьяволом». Как-то, рассказывал позднее дядюшка Хенгю, он один пробрался в самое логово врага и уничтожил тридцать человек.

Лёжа в засаде, прижавшись всем телом к родной земле, Мадан Све часто вспоминал Килле с сыном. Иногда удавалось переправить письмо:

…Я уже не такой, как ты меня помнишь. В руках моих оружие — нужно уничтожить врага, прогнать его с нашей земли. Верю, что так и будет, и расцветёт у нас тогда небывалое счастье.

Очень хочется видеть Мёнгиля. Ведь столько прошло времени!.. Иногда мне кажется, что я слышу его звонкий голос.

Они хотят растоптать улыбку моего мальчика. Но этому не бывать! Наш Мёнгиль вырастет большим и сильным, верь мне.

Скоро я увижу его, моего родного, и он снова будет петь мне свои любимые песни. За всё это — за улыбки наших детей, за их счастье — мы и сражаемся. Когда-нибудь вспомним с тобой это время…

Но вспоминать им не пришлось: Мадан Све погиб. Вот как это случилось.

Его родная деревушка Понтон стояла в самом центре уезда, на линии север-юг. Там расположился штаб неприятельских войск, была расквартирована особая механизированная рота уездной жандармерии, по улицам проносились американские «джипы».

Партизаны решили атаковать деревню, внести смятение в ряды противника, уничтожить склад с боеприпасами. Ночью они окружили Понтон, бесшумно сняли часовых, прорвались к складу и забросали его гранатами.

Враги не ожидали нападения: они были уверены в неприступности Понтона. Операция прошла блестяще, но Мадан Све попал в плен: он был ранен в ногу. Оккупанты, эти звери в человеческом облике, сожгли его на костре.

Позднее дядюшка Хенгю переправил Килле записную книжку командира — его дневник. Горе и гнев её были безмерны. Она оставила Мёнгиля на попечение родственников Хенгю, пробралась через линию фронта и явилась в отряд.

А потом началось стремительное наступление Народной армии. Словно сухие листья, гонимые осенним ветром, покатились враги на юг. Килле, мать Мёнгиля, забрала сына и поселилась с ним вместе в деревне Сингван. Она не могла заставить себя вернуться в Понтон: слишком много тяжелого пришлось ей там пережить…

* * *

Так закончила мать Мёнгиля свой рассказ. Ребята слушали не шелохнувшись. Чхонён смотрел на неё полными слез глазами.

— Вот так, друзья. Ваша жизнь омыта кровавыми слезами ваших отцов и матерей,— в заключение сказала она.— Враги ещё среди нас. Они ненавидят нас, хотят разрушить всё, что мы создали. Не забывайте этого!

Глава восьмая

Враги ещё среди нас

1

Стояла страдная весенняя пора. Пахоту в этом году закончили на двадцать дней раньше срока: в деревне появился трактор. Теперь сажали рассаду. Месяц назад юноши и девушки из Союза демократической молодёжи прорыли от реки новые отводные каналы. Воды было вдоволь, удобрений прислали в два раза больше, чем в прошлом году. Ну как тут было не радоваться!

Вечерами у полей ярко горели костры из сосновых лап. При их свете продолжалась работа.

Ребята из отряда Мёнгиля сажали вокруг школы и по обочинам дорог подсолнухи и саженцы плодовых деревьев. Построили они и загон для кроликов — решили увеличить их количество в несколько раз.

По вечерам в школе работала механическая мастерская. Отец Кёнпхаля по-прежнему частенько наведывался к ребятам, приносил всевозможные инструменты, показывал, как ими пользоваться. Короче, дел было хоть отбавляй…

Как-то раз Мёнгиль пришел из школы позже обычного: в его отряде был сбор. Подойдя к дому, он услышал голос матери. Его перебил резкий возглас тетушки Хван. Мёнгиль замер на месте. Вот снова заговорила мать:

— Сама подумай, разве Чхонён счастлив? Что с ним происходит? Почему он не такой, как другие? На душе у него неспокойно — это всем видно. На парня больно смотреть даже нам, посторонним.

Наступило молчание. Мёнгиль понял, что случайно услышал часть какого-то важного разговора. Конечно, надо было уйти, но разговор этот касался его друга. И он остался.

Чхонён действительно стал опять угрюмым и неразговорчивым. Таким он давно уже не был. Он молчал целыми днями и даже к Мёнгилю перестал заходить.

— Зачем к тебе ходит этот бездельник Пак? — чуть тише спросила мать.— Чего только не говорят про него! Сидит у тебя допоздна, пьёте с ним вместе… Что он за человек? Чхонён, похоже, знает ему цену, а ты?