— Восемнадцатый век, — хвастался тем временем Владимир Анатольевич висящим зеркалом. — Приобретено еще графом Шер…
— Что?
— Вы посмотритесь, — не унимался хозяин, — красота то какая! Сколько веков, а оно как новое. Говорят, что кто в него хоть раз посмотрится, тот в другое зеркало уже и смотреться не будет, не сможет, я хотел сказать.
— Да?
— Щучу, конечно… Да вы не стесняйтесь, смотритесь сколько влезет, это бесплатно, — спутник весело рассмеялся, сам больше всех довольный собственной остротой.
— А остальноё? — Лика бросила быстрый взгляд на шутника и тут же снова отвернулась к залу. С каждой следующей минутой ей все здесь происходящее нравилось все меньше и меньше, она сама не понимала почему, да еще и Машка куда-то пропала, подруга, называется. «Ну и что, поцапались, — сокрушалась она. — Что ж теперь, можно бросать меня, что ли? Мне что ж теперь, весь вечер с этим недомерком отрываться, я в третьем классе и то выше была…»
— Для вас — все бесплатно, — «недомерок» снова влез в её мысли со своими предложениями. — На этом балу вы Королева, а мы все ваши слуги…
— Какая щедрость! — съязвила Лика, но все же последовала его совету и взглянула в так разрекламированное чудо восемнадцатого века…
Лорман не верил своим глазам. Лика вертелась перед каким-то обшарпанным зеркалом, в которое и с десяти сантиметров то ничего не рассмотришь, да еще и в каком-то идиотском, давно потерявшем свой первоначальный, кажется зеленый цвет, платье, по всему снятого с какого манекена в историческом музее или, что еще хуже, вытащенного из корзины с тряпьем в одном из многочисленных столичных секондхендов. Так мало того, что она вырядилась в этот нафталин, так она еще и на голове черт знает, что устроила — парикмахерский дефолт и губки в бантик! Три косы, завязанные в узел на затылке, точнее — закрученные, и еще вдобавок с какими-то идиотскими по бокам висюльками… Полный свинец на подиуме! Отвали подруга, другими словами, сама схожу, сама тащусь, сама…радуюсь!
Вдруг изображение пропало, как будто пленка закончилась или штекер антенны из гнезда вытянули. Ш-ш-ш-ш… Снег запорошил экран. Посмотрел и хватит, называется, смотри дальше… Один за другим стали включаться другие телевизоры, стоящие рядом. Их здесь было много, вся стенка была уставлена ими: большие и маленькие, цветные и черно-белые, импортные и советские, русские и не русские, целые и не целые, старые и новые, шарпанные и обшарпанные, звездно-рубиновые и золотозвездные, японско-заспанные и рекордно-превосходные… В общем, всякие и в одном месте. Большое кино в одном, вырванном из действительности подвале, шоу свихнувшегося маразматика… Помните, как давным-давно, когда видак еще был роскошью, собирались толпой на всенощные просмотры у счастливого его обладателя и смотрели, смотрели, смотрели… Всякую дрянь, причем, без разбора смотрели и с таким еще гнусавым переводом, но с каким упоением… И ведь нравилось же, и еще как нравилось, душа пела и плоть стояла, перестраивались… Хватали все, что не попадя, все прелести свободного мира хватали, без разбора… Вот и радуйтесь теперь, жизнь прекрасна! Неоновая реклама, шикарные машины, красивые женщины и бриллиантовые сережки… Все рядом, все так реально, слюнки капают, но… Смотреть можно, потрогать — вряд ли, только видак и остается, как в самом начале! Да вот только себя то не обманешь, в сказку ведь больше не верится, выросли уже… Нужны мы им в их мире свободном, как же! Да и где он теперь, этот их сказочный, свободный мир?
Лицо Лормана исказила вымученная гримаса, его эти проблемы не касались, для него все эти проблемы были уже давно в прошлом, целых пять дней… Целых пять дней тот мир был уже не настоящим, всего пять дней… Лорман смотрел на светящиеся экраны телевизоров, но ничего там не видел. Ликина телезвезда закатилась, а остальное кино его не интересовало. В мыслях он снова был там, где над головой плескалось голубое небо, качая на своих волнах маленький светящийся кораблик с таким простым и теплым названием — солнце…
Только блаженство это длилось не долго. Подул ветер, налетели тучки, море заштормило. Кораблик закрыло одной такой тучкой, но он выкарабкался, другой… Две минуты и разрывающий черные тучи ветер превратил это плескающееся блаженство в клокочущее и грохочущее безумие. Кораблик пошел ко дну, солнышко улетело на небо…
Затем пошел дождь, и пошел снег. Только, что было лето, уже осень, вот так. После жаркого солнца ледяной ветер, после окрыляющего чувства радости не менее интересное чувство растерянности и непонимания происходящего… Не успел проснуться, а уже пора ложиться спать. Не успел родиться… Но так всегда бывает, жизнь полосатая: после радости горе, после зимы лето, после утра вечер, а после смерти — вечность…