Озорник

— Вот удовольствие тем, кто катается на поезде! Если бы и мы поехали далеко-далеко! — сказал Аман, мечтательно глядя на рельсы.

— Не говори, друг! Вот если бы раздобыть мешок денег и поехать куда захочется… Съездить в Каунчи, в Туркестан, в Чиназ, в Москву, чтоб тебе никто не смел и слова сказать. Вот было бы здорово!

Так мы шли, мечтая и разговаривая о путешествиях в далекие края, о поезде.

Поезд будто только ждал наших слов, и вдали показались два огненных глаза. «Вот мы сейчас полюбуемся им!» — обрадовались мы.

Аман согнал стадо с пути. Поезд подошел совсем близко. Это был длинный состав из красных вагонов, прицепленных не к одному, а сразу к двум паровозам. Паровозы, будто предупреждая нас об опасности, один за другим прокричали по три раза.

Овцы наши бросились врассыпную, словно увидели волка. Я тоже страшно испугался, чуть сердце не лопнуло.

Поезд грохотал, наводя на нас ужас. Вот промчался последний вагон. За ним сверкнули, словно глаза шайтана, два красных огонька. От такой кутерьмы на дороге поднялась густая пыль, которая рассеивалась только где-то в небе. Ничего нельзя было разглядеть. Овцы сильно перхали.

— Н-но, проклятые, но-о! — кричал Аман плаксиво.

— Где ты, Аман? — спросил я.

Аман не отвечал, он был занят овцами. Когда пыль начала оседать, мы еле разглядели друг друга.

— Где же овцы? — спросил Аман.

— Где овцы? — повторил я.

От стада ничего не осталось, кроме пяти-шести хромых и суячных овец, прижавшихся к забору и приготовившихся при малейшем звуке перепрыгнуть через него. Обалдевшие от паровозного гудка, необузданные овцы попрыгали через забор и бросились врассыпную. Аман размотал вокруг пояса веревку, и мы связали оставшихся овец. Затем начали искать остальных. Найти их было так же трудно, как ночью на черной кошме найти черного муравья. Около трех часов продолжались наши поиски. Пять овец мы обнаружили у кургана, у забора — три, несколько — в зарослях. Приволокли их и связали с остальными. Наконец совсем выбились из сил. Сосчитали овец. Не хватало еще семи. Мы оба с ног до головы были покрыты густой пылью, только глаза Амана блестели, как две бусинки.

— Что будем делать? — спросил он.

Я заплакал.

— Семь овец!.. Если мы вдвоем два года будем служить баю, и тогда останемся ему должны!

— Идем еще раз поищем.

Снова начались поиски… Рассветало. Вдоль железной дороги мы заметили овечий помет и пошли по следу. Нашли еще двух овец. Найти остальных надежды не было. Когда всех овец мы собрали в кучу и погнали дальше, заметили, что одна овца почему-то отстает от стада: она коротко перхает и все время беспокойно оглядывается и даже пытается прилечь. Вдруг мы услышали топот и увидели, что навстречу нам едет верховой.

— Эй, джигиты, эта овца, видно, суячная, вы не очень погоняйте ее, — сказал он, подъехав к нам.

И действительно, это оказалась та овца, которая со страху прижалась к забору, а теперь раньше времени собралась окотиться. Мы с Аманом отогнали овец в сторону и приготовились выполнять обязанности повитухи. Глаза у бедной овцы стали закатываться, она дышала тяжело и стонала. Наконец появился ягненок. Мать, ревниво поглядывая на нас, стала его лизать. Мы немного постояли около нее, и так как очень торопились на базар, пришлось прервать ее материнские ласки. Я развязал поясной платок, завернул в него ягненка и понес. Овца, несмотря на то что была еще слаба, все же засеменила за мной. Видно, ее подгоняла материнская любовь. Если она начинала отставать, я блеял вместо ягненка. Недоносок блеять-то еще не мог. Окотившаяся овца нам полностью заменила козу. Другие овцы следовали за ней.

Так мы дошли до реки Калас. Теперь уже недалеко и до Коктерака.

Как мы переправимся? Ведь ни одна овца первая не бросится в воду! Пришлось опять воспользоваться материнской любовью окотившейся овцы. Аман разделся, взял у меня ягненка и вошел в воду. Он все время оглядывался и блеял.

Овца подошла к воде, беспокойно огляделась и, погоняемая тревогой за свое дитя, прыгнула в воду и поплыла за Аманом. За ней одна за другой бросились в воду и другие овцы. А более трусливых я стал подталкивать сзади. Овцы, словно мыши, попавшие в молоко, плыли задрав головы. Течением их уносило вниз. Несмотря на страх, нам на этот раз повезло, и мы благополучно выбрались из воды.

Уже взошло солнце. Кругом стало светло. Справа виднелся Коктерак. Овцы устали, от голода у них бока провалились. В таком виде нам нельзя было гнать их на базар. Мы решили распустить овец и дать им попастись, чтобы животы немного округлились.

Сами тоже решили слегка отдохнуть. Расстелили чапаны, прилегли и стали смотреть за овцами, которые жадно щипали траву. Нас мучила мысль, как мы ответим хозяину за пропавших овец. Не знаю, сколько прошло времени. Я проснулся от страшного крика. Над нами стоял верховой, с носом, словно пуговица, и размахивал хлыстом.

Бедный Аман уже успел получить несколько ударов по спине.

Мы вскочили и поняли все: стадо разбрелось по хлопковому полю. А человек, который так кричал и хлестал нас, был хозяином этого поля — Азим-Курносый.