Озорник

Пришлось вернуться. Я и не заметил, как пузырек с маслом, который я заткнул за пояс штанов, перевернулся, и масло потекло у меня по ногам. Мама, увидев это, бог весть что подумала и стукнула меня скалкой по голове. Но тут разбилось яйцо, спрятанное под моей тюбетейкой, и липкая густая жидкость потекла по лицу. Мама, застыв от страха, уставилась на меня и ничего не могла понять.

Воспользовавшись ее растерянностью, я сорвался и убежал на улицу. Масло вылилось, яйцо разбилось, теперь нет смысла идти к товарищам. Возвращаться домой тоже небезопасно.

В кишлаке Саво́н живет моя тетя, сестра отца. «Пойду туда», — решил я. Детей у нее нет. Она и ее муж очень меня любят. Да и скучать у них не придется. Дом их настоящий заповедник. Там есть все. Всякие птицы, начиная с охотничьих ястребов и кончая перепелками. Собаки — борзая и дворняжка. Бухарская кошка с шестью котятами. И еще много всякой всячины.

— Проходи, родненький, проходи. Какой ветер тебя к нам занес? Словно брат ожил и вернулся. Недаром мне приснилась кровь: родственника пришлось увидеть, — обнимала растроганная тетя.

— Вот молодец, что пришел. Еще утром я подумал: «К чему бы в комнату залетела большая муха? Гость, видимо, придет». Ну спасибо, что не забыл, — тоже радовался дядя.

Я так и засиял от счастья. Проглотив пиалушку чая, тут же подался на улицу. Я и здесь приобрел друзей. Играем в ашички, стреляем из рогаток, дразним собак.

Однажды друзья дяди пригласили его на праздник дыни[5]. Он взял с собой борзую и ястреба-тетеревятника, прихватил сачок и ушел на три-четыре дня. А перед уходом дал мне три бухарских монеты и наказал: «Возьми эти деньги, купи на них корм для птиц. Я был очень горд тем, что мне старшие стали доверять мне серьезные дела. Радость распирала мне грудь.

Сразу же после ухода дяди я вошел в птичник. В одном углу, прикорнув, сидел перепелятник, в другом — пустельга. «Чем же их кормить?» — ломал я голову. Но тут я обратил внимание на их белый помет и решил, что они питаются кислым молоком. Украдкой от тети я вошел на кухню, взял глиняный горшок и отправился на базар, разменял двадцать копеек, за две копейки купил целый горшок кислого молока и принес домой. Молоко налил в две чашки и поставил около птиц. Птицы спрыгнули с насеста, степенно подошли к чашкам, но почему-то отвернулись.

«Что ни говори, чувствуют чужого, на еду сразу не кидаются», — подумал я и вышел. Через два-три часа я снова вошел туда. Птицы спокойно сидели, отвернувшись от еды.

— Эх вы, воробьиные душонки! И откуда у вас такая спесь? Я принес молоко, ушел, чтобы не смущались, а вы… Что еще надо? — злился я.

В птичнике на гвозде висели дядины охотничьи рукавицы. Я надел их и схватил пустельгу. Прижал ее голову между колен, раскрыл клюв и стал поить ее молоком из ложки. Таким же образом накормил и других птиц. «Вот теперь все в порядке. Говорят же: «Сыто брюхо — печали вон», — думал я.

И так дня три, ничего не говоря тете, я стал кормить птиц молоком. Среди них была моя любимица, которую я баловал только пенкой. Когда я на третий день вошел в птичник, все птицы с протянутыми лапками лежали на распростертых крыльях. Пустельга была бездыханной. Ястреб-перепелятник еле подавал признаки жизни. «Что теперь сказать дяде? Он берег их пуще глаза. Видимо, и здесь не суждено мне жить», — огорчился я. От дядиных денег оставалось копеек двадцать пять. «Этого мне хватит на несколько дней», — подумал я и медленно направился к воротам. Но тут заметил висевшую на заборе клетку с горлинками и решил: «Их нельзя оставлять без присмотра, лучше заберу с собой». Я осторожно снял клетку с крючка, поставил на голову и, готовый в дальнюю дорогу, вышел из ворот.

Тетя была занята тем, что варила кашу для котят, и не заметила моего ухода.

Я ухожу со слезами на глазах,Остаешься ты в тоске.

Как птенцы, разлетаемся в разные стороны.От страданий не осталось больше сил,Словно комар иссохший и бессильный.О жизни этого комара спросите у путника,О нашей же судьбе спросите у людей разумных.

Долго я шел, прошел длинный путь, и когда подходил к большому городу Аччаобо́д, меня окружила ватага черномазых мальчишек — цыган.

— Эй ты, бродяга, продай нам своих горлинок! — сказал долговязый оборвыш.

Я знал, что, если откажу, они отберут горлинок силой. Поэтому пришлось согласиться.

— У нас денег нет, но мы тебе на обмен дадим свои товары, — продолжал долговязый и стал собирать у ребят всякую всячину и складывать в одну кучу. Тут оказалось: три обода от решета, деревянная колотушка, две игрушечные люльки, один бубен, одна лопата с коротенькой ручкой, жевательная сера и еще многое другое.

До сих пор не знаю, кто тогда из нас выгадал — они или я? Одному аллаху известно. Риск дело такое: один выигрывает, другой проигрывает.