Озорник

Мы попрощались.

Кетмень Амана и мои вещи, что я выменял у цыган за дядины горлинки, мы решили продать. Правда, с нами больше торговались, нежели покупали. Люди интересовались не столько моим товаром, сколько тем, на что он пригоден. Целый час мы торчали на базаре, но продали только кетмень Амана и то всего за полтинник. Потом долго жалели об этом. Ведь сейчас лето, и кетмень в хозяйстве особенно нужен, а мы так продешевили. А за «цыганские товары» нам никто ничего не давал. Тогда я стал бить в бубен, Аман стучать колотушкой. Под этот грохот мы вновь зашагали по базару. На наш шумный «концерт» сбежались такие же бездельники, как и мы. Одному из оборвышей понравилась наша колотушка. Он нам дал за нее дыню и два арбуза. Наконец, за двадцать копеек мы продали бубен. Вскоре нашелся покупатель на ободки и качалку. Их купила старушка казашка: она продавала кур, яйца, пшено и творог. Увидев качалку, она воскликнула:

— Вай-буй! Детки мои, продайте вашу игрушку, подарок внукам с базара привезу, обрадую их.

— Качалка без обручей не продается, — сказал Аман, подражая местным торговцам.

— Вай-буй! Деточки мои, на что мне эти ободки?.. — А потом подумала и согласилась: — Ладно, дайте и то и другое. Пусть внуки их катают по двору.

Мы долго с ней торговались. Наконец сошлись на том, что она дала двадцать яиц, полную тюбетейку пшена и десять катышей сыра из верблюжьего молока.

Распродав все товары, мы почувствовали себя легко и свободно, словно птицы.

— Давай теперь мы с тобой отдохнем и поедим, — предложил Аман.

— Возьмем что-нибудь дешевое, но сытное, — вставил я.

— Хорошо, пойдем возьмем пшенный суп.

Купив кукурузные лепешки, мы направились к суповому ряду. Аромат супов, смешанный с горьковатым запахом шашлычного дыма, кружил нам головы. Чего только здесь не было! И шашлык из печенки, и картофельная самса, и каша из рисовой сечки, и пшенный суп, и всякие затирухи. Все это было к услугам желающих покушать.

Одному из обедающих что-то непонятное попалось в супе.

— Муха! — брезгливо воскликнул он.

— Что мухе делать в супе? — спокойно возразил повар. — Это горелый лук. — И, достав ее из чашки пальцами, как ни в чем не бывало отправил в рот.

Нам показалось, что мы здесь дешевле пообедаем, и попросили подать супа с лапшой!

— Три копейки чашка, — сказал он и протянул руку.

Поторговавшись, мы взяли две чашки и заплатили пять копеек. Весело хрустели кукурузные лепешки. Никогда лапша нам не казалась такой вкусной. Аман с шумом тянул суп прямо из чашки, одновременно левой рукой вытирая со лба бисеринки пота. Покончив с супом, мы с наслаждением потянулись.

— Сытый конь не устает, заверни в платок остатки лепешки, — сказал Аман.

Я взял дыню и сверток, а Аман арбузы.

Говорят: «Жир барану не в тягость», а вот Аману деньги оттягивали карман. И он задумал что-то необычное.

— Идем на скотный базар, — сказал он.

— Что там делать?

— Я на свои деньги куплю барашка и пойду домой.

— Что? — удивился я. — Да ты сперва себя прокорми, потом заводи барашка.

Он не послушался и потащил меня на базар. Около ворот, у сборщика налога за право торговать, мы оставили на сохранение дыню и арбузы. Торговцев здесь было много, а покупателей еще больше. Уже вечерело. Тяжелая пыльная завеса обволакивала небо. В воздухе стоял запах пота, навоза и шерсти. То и дело слышались выкрики водоносов:

— Кому воды? Есть холодная вода!

Изнуренные от жары люди пьют, пьют подолгу и помногу. Мы еще не дошли туда, где продавались верблюды, успели только поглазеть на лошадей, как до нас донесся невообразимый шум и крик:

— Бей его! Карманный вор! На базаре воры!..

Одной рукой подняв саблю, а другой поддерживая синие штаны, которые ему явно были велики, мимо нас пробежал полицейский-казах, за ним семенил узбек, тоже полицейский. Многие побежали в ту сторону, где поднялся гвалт. И мы с Аманом не отставали.

О аллах, что я там увидел… Если вы мне не поверите — вот Аман свидетель, он подтвердит мои слова. Я увидел всем известного в нашей махалле вора Султа́на. Но что с ним? На этот раз он не походил на отчаянного вора-карманщика… На него было жалко смотреть.

— Мусульмане, — вопил он, — у меня украли деньги!

Вдруг он схватил за ворот парня из кишлака и стал трясти.

— Вот он все время вертелся возле меня. Это он, он взял их!

Задержанный им парень стоял бледный, побелевшие губы его дрожали.

— О аллах, избавь меня от наговора! За что навлек ты на меня эту беду? — шептал он.

— Сколько у тебя было денег? — спросил полицейский у Султана.

— Восемь рублей и восемь монет. В полосатом кошельке. В нем же серебряное колечко, на котором начертано имя пророка Али. Сам я бедный ремесленник, пришел сюда купить какого-нибудь барашка. Хотел к осени выкормить его.

В это время глаза Султана скользнули по нашим физиономиям.

— Вот эти ребята могут подтвердить. Они хорошо знают меня, — сказал он, показывая на нас.

Растерянный Аман некоторое время стоял словно вкопанный, потом рванулся и убежал. А я остался стоять, не в силах сдвинуться с места.

— Сколько у тебя было денег? — спросил полицейский-казах у бедного парня.