На ногах опорки, на голове бархатный колпак, на плечах широкий индийский халат, перехваченный ремнем. Хотя я выглядел словно огородное пугало, но бегал по чайхане и прислуживал гостям.
В холодный день, когда еще не было посетителей, я в мангалке разжег огонь. Когда угли были готовы для кальянов, я взял пузырек из-под наса, наполнил холодной водой и, крепко заткнув его, зарыл в золе.
Один за другим стали приходить посетители. Они расселись вокруг мангалки и начали завтракать.
Тут, как всегда, сидели мулла Салим, Султан-Курносый, индийский меняла и Ходжи-бобо.
Разговор зашел о войне.
— Гермон этот, оказывается, проклятие какое-то! — сказал мулла Салим.
— Правильно, — подтвердил меняла.
«Наверно, вода в пузырьке уже нагрелась», — подумал я.
— Говорят, он летает на какой-то страшной машине! — сказал Султан-Курносый.
— О аллах! — вздохнул индус.
«Наверное, вода уже кипит», — подумал я.
— Говорят, он сбросил снаряды на Францию! — сказал мулла Салим.
В это время пузырек, словно банный котел, со страшной силой взорвался. Треснула и мангалка. В чайхане ничего не стало видно. Все застлало золой и пеплом. Когда все это немного осело, Ходжи-бобо и Султан-Курносый на четвереньках ползали по комнате.
Меняла и мулла Салим лежали без чувств.
Я стал брызгать водой им в лицо. Индус наконец пришел в себя, а мулла Салим еще был в беспамятстве.
Совершенно обалдевший Ходжи-бобо проклинал и Германию и Николая.
Когда мулла Салим пришел в себя, встал, покачиваясь, на ноги.
— Что случилось? — спросил он.
— А ну вас! — рассердился Ходжи-бобо. — Все из-за вас вышло. Я же говорил вам — не вмешивайтесь в правительственные дела.
А Султана-Курносого и след простыл.
Никто из них не мог понять, отчего произошел взрыв. Они все разбрелись по своим углам подальше от мангалки и старались не глядеть друг на друга. Все были в растерянности. Наконец Ходжи-бобо заметил меня:
— Эй, что ты там нахохлился, как фазан! Иди, убери тут все.
Когда я уже вынес мангалку и стал сметать золу с пола, с двумя полицейскими вошел Султан-Курносый. Он указал пальцем на место, где стояла мангалка, и сказал:
— Бомба упала сюда! — и еще добавил, указывая на муллу Салима: — А бомбу бросил он!
Начался обыск. Все переворошили. Расспрашивали обо всех и обо всем, вплоть до покойной бабки Ходжи-бобо и муллы Салима. Кроме двух фунтов опиума, ничего не нашли.
— Хорошо, — сказал младший полицейский, — взрыв, происшедший здесь, не подлежит законному разбирательству. Наверно, кто-нибудь из мальчишек подшутил.
Все оглянулись на меня.
Ходжи-бобо погладил свою бороду.
Полицейский продолжал:
— Но, Ходжи-бобо, вы должны пойти с нами и объяснить полицмейстеру вот про это, — сказал он, указывая на опиум.
— Не гневайте аллаха! Зачем меня под старость лет тащите к таким начальникам? Это не мое, мне оставили на хранение.
Мулла Салим, индус и я стали защищать старика:
— Оставьте его. Да прибудет ваш успех, да пусть здравствует века белый царь, — молили мы полицейских.
Ходжи-бобо покопался в боковом кармане, достал горсть денег и протянул им:
— Хоть и мало, примите это, родные.
Полицейские переглянулись.
— Хорошо, но чтоб этого больше не было. Мы щадим только вашу старость…
— Спасибо, спасибо! — поклонился им Ходжи-бобо.
Когда полицейские вышли, Ходжи-бобо в изнеможении плюхнулся на сиденье.
— Уф, пронесло! Эй, шайтан, сколько ты мне вчера дал денег? — спросил он меня.
— Семь рублей с копейками.
— Слава аллаху, дешево отделался! Теперь ответь мне: это все твои проделки?
— Чтоб умереть мне!..
— Из мальчиков кто-нибудь заходил сюда?
— Не заметил.
— Да… так, — сказал Ходжи-бобо. — Теперь ты одет, сыт и стал с жиру беситься. Не заметил, говоришь, щенок! — Он встал, поднял щипцы и ударил меня несколько раз по спине.
Я сел в углу и горько заплакал. Воцарилась тишина. Меняла ушел на базар. Мулла Салим сел мастерить бумажные цветы на свадьбу какого-то бая. Ходжи-бобо ушел к себе.
С этого дня Султан-Курносый ни разу не приходил в нашу чайхану.
Все стало на свои места, только подозрение с меня не снималось.
Однажды, когда курильщики опиума вышли погреться на солнышко, на них упали два дерущихся кота.
Людям показалось, что на них напали тигры, и у них от страха чуть желчные пузыри не полопались.
Все дело в том, что посетители опять подумали, будто это мои проделки. Ничего нет хуже, когда на тебя напраслину возводят. Я решил во что бы то ни стало бежать отсюда. Но денег, которые дал мне индус, было недостаточно.
Утром я вскочил и вышел во двор, умылся и поставил самовар. Проснулись мулла Салим и индийский меняла.
Я протер чайник и поставил рядом с самоваром. Все было готово к приходу Ходжи-бобо. Он не заставил себя ждать и вошел, напевая что-то и покашливая.
— Ассалям алейкум, джигит! — поздоровался он со мной.
— Самовар кипит, Ходжи-бобо. Если дадите чаю, заварю.
Он отыскал в связке ключ от ящика и направился отпирать его. Ящика на месте не было.
— Ия! — удивился Ходжи-бобо. — Ты ящик клал под голову? Молодец, сынок, молодец.
— Нет, Ходжи-бобо, я не клал его под голову. Поищите лучше.