Озорник

До сих пор я был тихим, послушным малым, словно безобидная тварь. Без разрешения хозяина еще никуда не ходил. Последнюю неделю я провел очень мирно и спокойно. Видимо, оттого, что голова моя была занята всякими планами, и еще оттого, что я сильно заскучал по дому и по друзьям.

Заметив это, Ходжи-бобо забеспокоился, а индус еще больше.

Во вторник Ходжи-бобо подозвал меня и ласково спросил:

— Сынок, пусть это остается нашим секретом, но ты, случаем, не прикладываешься к кальяну?

— Дорогой Ходжи-бобо! Я же вижу, на кого похожи эти курильщики опиума, — я никогда в рот не возьму, аллах надо мной!

— Молодец, сынок! Пусть будет так. — Ходжи-бобо вытер глаза платком, накинутым через плечо, покопался в боковом кармане и протянул мне рубль: — Эти деньги тебе для завтрашнего базара. Развейся, сынок, играй, покупай, чего тебе захочется. Пусть только кто-нибудь попробует обидеть тебя, плохо тому будет!

Индийский меняла так же, как и Ходжи-бобо, подозвал меня и участливо спросил:

— Иди сюда, сынок. Как твои дела, не болеешь ли?

— Слава аллаху, здоров я.

— Почему же такой задумчивый?

— Я все думаю о путешествии в Индию, — пошутил я. Мы рассмеялись.

— Молодец! Хочешь в Индию поехать?

— Да.

— Индия далеко, дорога тяжелая.

— Но я очень хочу побывать там.

— Молодец!

Индус в порыве щедрости достал из своего мешочка пять рублей золотом и тоже дал мне:

— Бери, бери, сынок! У меня нет ни семьи, ни детей, на кого можно было бы тратить свое состояние. Аллах любит жертвоприношения.

Видимо, сегодня я встал с правой ноги. Сразу стал обладателем шести рублей.

Если бы я знал, что выгодно быть тихим, исполнительным, я давно стал бы таким.

В среду утром я двинулся на базар. Когда проходил мимо молочного рынка, мне очень захотелось съесть лепешку со сметаной. Я пошел по всему ряду и стал пробовать сметану почти у всех торговцев. Одному я говорил: «Кислая», другому: «Жидкая», и вдруг в этом же ряду я увидел своего дружка по махалле — Уба́я. Он здесь торговал кислым молоком. Мы бросились обниматься. Дальше все пошло так же, как и при встрече с Турбаем: расспросы, ответы. Я оправдывался правдами и неправдами. Потом мы договорились, что, пока я буду есть сметану, он постарается продать кислое молоко. После чего решили пойти посмотреть цирковое представление, поесть мороженого, жареной рыбы, посмотреть джигитовку Юпатова и картинки Дурбина. Словом, всласть повеселиться.

По всему было видно, что Убай и не думает тратить вырученные от молока деньги. У него своих было всего три копейки. Ему досталось бы от жены брата, если бы он продешевил или, еще хуже, проел эти деньги. Я пожалел его и решил дать ему несколько копеек.

За пять копеек я купил полгоршочка сметаны, за две копейки — лепешку, и, присев в сторонке на корточки, мы с Убаем стали с наслаждением все это уплетать.

Пустые горшки Убая мы оставили в лавке у мясника, вышли из торгового ряда и тут же почувствовали себя жеребятами, вырвавшимися на волю.

Сегодня базарный день. Приближался вечер. Улицы многолюдны. Вход во двор, где выступали циркачи, был загорожен ворохом соломы, горой саксаула, строем верблюдов, груженных мешками угля. На шее верблюдов позванивали колокольчики. Мы стали пробираться между ног верблюдов и наконец добрались до моста и оказались рядом с грязной столовой, откуда валил дым, пахло жареной рыбой. На грязном столе лежала большущая сыр-дарьинская рыба, облепленная мухами. С другой стороны расположились торговцы сафьяном. И тут же возвышался огромный брезентовый купол, под которым и проходило цирковое представление. У входа в цирк на деревянном возвышении сидели флейтист, трубач, барабанщик и несколько клоунов. Среди них был клоун Рафик.

Они шутками-прибаутками созывали народ в цирк.

— Вот жаль, не время слив, Убай, — сказал я.

— Зачем тебе сливы?

— Если подойти к трубачу и есть сливы, прищелкивая языком, он изойдет слюной и не сможет дуть в трубу. На прошлой неделе я ел гранат около музыкантов, и они меня прогнали.

Мы рассмеялись.

— Зайдем в цирк?

— Нет, не зайдем, — сказал Убай.

— Почему?

— Во-первых, дорого; во-вторых, я не очень интересуюсь цирком. У нас дома есть лошадь, а мой отец наездник. Зачем за деньги смотреть то, что видишь каждый день?

— Я тоже один раз смотрел их, хватит, — согласился я с ним. — Рафик-клоун набил рот опилками и поджег. И при каждом слове пламя вырывалось изо рта.

— И все равно не пойдем в цирк, ведь это все он будет показывать и там, — сказал Убай.

Мы пошли покупать мороженое. Я взял красное, Убай — желтое. Купили девятикопеечные. Мороженое нам дали в блюдечках.

Вокруг места выступления цирковых артистов был протянут канат. Многие зрители уже сидели, поджав ноги под себя, в ожидании представления канатоходцев. Здесь тоже есть свои музыканты — трубач, флейтист и барабанщик. Два клоуна, встав на длинные ходули, ходят вокруг и показывают причудливые трюки. Одного я узнал по колпаку с кисточкой. Это Бухбр-ака.

Мы с Убаем условились, что по возвращении в свою махаллю тоже сделаем себе такие ходули.