Падение

Они перешли к дальнему концу парковки, где в несколько рядов стояли трейлеры. Тео велел привести туда детей и ждать его. Она не спрашивала, что будет дальше. Она едва знала Тео, но могла сказать, что сегодня буквально доверяла ему их жизни.

Сердце Кэрри забилось сильнее, пока они шли мимо трейлеров. Кое-где горел свет, хозяева сидели на раскладных стульях и наслаждались морским бризом на самодельных верандах. Кэрри была уже у последнего фургона, когда услышала, как ее окликнули. Она обернулась через левое плечо – к источнику звука.

Тео жестом поманил их к себе – и тут зазвонил его телефон.

– Агент Болдуин, – сказал он в трубку. Молча слушал, потом оглядел парковку. Вдруг начал кому-то махать. – Вижу вас. Мы впереди, у трейлеров. Я сейчас машу.

Кэрри обернулась и увидела подъезжающий к ним фургон. На его крыше торчали антенны и спутниковая тарелка. Когда машина приблизилась, она опознала красный логотип CNB. Фургон остановился, боковая дверь отодвинулась, и к ним выскочила Ванесса Перез – Кэрри знала ее по вечерним новостям. Она улыбнулась всей семье с теплом и облегчением, а потом широко распахнула глаза при виде окровавленного и помятого Тео.

– Что слу…

– Потом, – перебил он. Забрал у Кэрри малышку, чтобы они со Скоттом залезли внутрь, за ними последовала журналистка, последним внутрь забрался сам Тео с Элизой. Дверь захлопнулась, и фургон тронулся с места.

– Куда мы едем? – спросила Кэрри, хватаясь на крутом повороте за стенку.

Тео помедлил, а потом сказал:

– Домой.

– «Коустал четыре-один-шесть», ответьте, – повторял Дасти, раскачиваясь взад-вперед на стуле.

Как старший диспетчер вышки – и человек, которому и самые экстремальные ситуации нипочем, – он стал очевидным выбором для переговоров с 416-м. Но точка на радаре перемещалась без ответа в наушниках, и Дасти чувствовал, как в груди что-то неприятно сжимается. Видимо, это и есть та «тревога», о которой он столько слышал.

И она ему не нравилась.

Весь трафик JFK, LGA, EWR, DCA, IAD и BWI[20] перенаправили в другие аэропорты, воздушное пространство закрыли для всех самолетов, кроме одного – рейса 416.

Обычно по вечерам полосы забиты ночными рейсами в Европу. Трансконтинентальными рейсами с запада. Местными рейсами между всеми крупными городами Восточного побережья. Через четыре летные полосы JFK каждый год проходят шестьдесят миллионов пассажиров. Но сегодня он превратился в сонный аэродром мелкого городишки.

Внутри башни дела обстояли иначе. Зал окрашивали красно-синие огни аварийных служб, прибывших на поле. Это усиливало суматошную атмосферу, но профессионалы не отвлекались.

– «Коустал четыре-один-шесть», ответьте, – повторил Дасти.

Ничего.

Он посмотрел на часы. Уже одиннадцать минут нет отклика.

Расправив плечи, он бросил взгляд в конец зала, на офицера, сидевшего на другом рабочем месте. На его форме блестел под светом металл. На офицере были большие наушники – лучше любого оборудования в башне. Одну руку он прижимал к уху, второй отбивал на микрофоне морзянку. На всякий случай военных шифровальщиков направили и в башни округа Колумбия, хотя ни с одной из них 416-й еще не связался.

Встретившись глазами с Дасти, шифровальщик покачал головой. Посмотрев на часы, написал что-то на бумажке и показал: «18».

Дасти выругался и провел рукой по небритому подбородку. Почти двадцать минут радиомолчания. Он взглянул в другой конец зала, где число суровых мужчин в форме, казалось, росло с каждой минутой.

Дасти знал: рейсу 416 это не сулит ничего хорошего.

Он обернулся на три больших экрана, висевших на стене. Обычно туда выводили данные с погодных радаров и сведения о рейсах, но сегодня на них включили новостные каналы. Везде рассказывали только об одном – о текущей ситуации. Кое-где показывали общие данные: анимированная траектория полета, время отправления и прибытия, технические характеристики судна. На других каналах крутили Джо, благодаря записи она в рекордные сроки из безымянной стюардессы превратилась в телезвезду. Ставили фотографию семьи Хоффманов: отец, мать, сын и дочь на пляже в лучах заката. Прямой эфир из Вашингтона – пробки на выездах из города, все дороги забиты эвакуирующимися.

С другой стороны Дасти видел кабинет Джорджа. Директор, опершись кулаками на стол, ругался с генерал-лейтенантом Салливаном, военным руководителем операции. Диспетчеры Джорджа еще ни разу не видели, чтобы их начальник выходил из себя или хотя бы повышал голос, поэтому теперь отводили взгляды и старались не слушать. Иначе казалось бы, будто они предают того, кого так уважают. Но не подслушивать было невозможно, и Дасти с коллегами быстро поняли, что Джордж проигрывает в споре.

– Вы все-таки собьете самолет, да?

– Вас это не касается, – говорил Салливан. – Для нештатных ситуаций…

Джордж грохнул кулаком по столу. Диспетчеры вздрогнули.

– Вы собьете коммерческий лайнер, полный невинных гражданских…

– Достаточно, мистер Паттерсон! – прикрикнул офицер, не привыкший к нарушению субординации. – Вам и вашему персоналу приказано начать стандартные процедуры, не более. Все остальное уже не в вашей юрисдикции.