Падение Хана

— Даже если ты говоришь правду…даже если эта …эта похожа настолько на нашу девочку, как ты можешь привести ее в этот дом? В нашу семью? К своим детям?

Повернулся к Батыру и испепелил его огненным взглядом.

— Так же, как ты мог подложить мою мать под вонючего долбаного садиста и закрывать глаза на побои. Так же, как ты когда-то спустил с рук своему сыну насилие над своей дочерью! Ради семьи! Ради империи! Ради имени Дугур-Намаевых!

— Многое изменилось с тех пор…

— Кровь — не вода.

Ответил и сдавил перила мостика двумя ладонями так, что они захрустели.

— А что ты сделаешь с ней потом…

— Не знаю…еще не решил. Но, скорее всего, отправлю туда, откуда не возвращаются.

— Ясно…Что ж, с точки зрения прежнего Батыра ты поступаешь более чем верно, я бы сказал, что твой план дьявольски идеален, но с человеческой точки зрения…

— Я не человек. Я давно не чувствую себя человеком.

— Поступай, как знаешь…но я не стану притворяться, и эта сука, так похожая на мою золотую птичку, и на шаг ко мне не приблизится. Пусть держится от меня подальше.

Развернул коляску и поехал в сторону дома, а Хан так и остался смотреть на воду и на птиц, не моргая, до тех пор, пока не зарябило и соль не обожгла склеры, потому что в ушах зазвучал нежный голос призрачного счастья:

— Очень нравится.

— Я выбирал целый месяц. Но так ничего и не нашел… Я заказал его у ювелира из Монголии, и только вчера мне привезли его.

— Почему лебедь?

— Такой я вижу тебя.

— Меня?

— Тебя.

Провел пальцами по ее щеке. Лаская скулу, подбородок. Охреневая от того, насколько она красивая, хрупкая.

— Ты похожа на лебедя. Такая же белая, нежная и красивая.

— Говорят, что лебеди самые верные птицы. И они любят только раз в жизни… если их вторая половина погибает, лебедь умирает от тоски.

Убрал ее волосы с лица, загладил их назад, внимательно всматриваясь в голубые глаза.

— Ты бы умерла от тоски без меня?

— Мне бы хватило на это секунды.

Смотрит на нее с недоверием, и золото в его радужках то темнеет, то светлеет.

— Мне хочется в это верить. Когда-нибудь узнаем — так ли это на самом деле…

Встал с кровати и подошел к окну.

— Он все еще жив… а вчера ему привезли новую лебедку.

Встала следом и подошла к окну, глядя вниз на озеро. На двух прекрасных птиц. Одна черная, другая белая. Плавают вдалеке друг от друга и держат дистанцию.

— А он… и та лебедь, которая умерла, они были парой?

— Не знаю. Тогда мне это было не интересно. Но факт остается фактом — он до сих пор жив. Хотя легенда красивая. Люди любят сочинять сказки и фантазировать.

Она обняла его сзади за торс и прислонилась всем телом к его спине.

— Возможно, он ее не любил…

— Возможно.

Нет…невозможно. Он ее не просто любил. ОН ее боготворил, он жил ею, он ею дышал. Никто и ничто не сможет ее заменить. Это временное псевдосчастье, потом он задушит его собственными руками и аккуратно похоронит так, чтоб никто и никогда не нашел останки суррогата.

Сердце сжалось в камень…со вчерашнего дня в нем не осталось больше ни жалости, ни сочувствия, потому что пришли результаты теста. Фрагменты плоти, волос и ногтей принадлежали Ангаахай Дугур-Намаевой. Сомнений больше не осталось — его маленькая девочка мертва.

А это исчадие ада, посланное ему самой преисподней, всего лишь исполнит свое предназначение и тоже умрет…в этом мире не будет кого-то, так похожего на его птичку. Потому что второй такой нет, и любой суррогат будет уничтожен.

ГЛАВА 13

Как давно он не заходил на детскую половину. Это было трусостью. Как и тогда, когда малышка Эрдэнэ только родилась, и ему не хотелось смотреть правде в глаза, хотелось спрятаться от нее, зарыться глубоко под землю и не признавать того, что теперь его жизнь изменится навсегда, а этот ребенок имеет право на существование. Он ощущал собственную вину за все, что происходит с ними. За то, что его дети растут, как придорожная трава. С няньками и вместо матери с подростком, которая и сама, по сути, ребенок.

Страшнее всего смотреть в глаза дочери. И чем дольше он не входит в детскую, тем страшнее переступить порог и увидеть темно-шоколадные глаза полные любви, боли и упрека. Увидеть глаза сыновей, увидеть и вспомнить их мать, понять, насколько виноват перед ней, и ощутить хруст земли на зубах. Это как посмотреть в зеркало, где твое отражение не уродливое, жуткое лицо хищника с оскалом, а то самое…спрятанное глубоко внутри, то самое лучшее, что есть внутри тебя, и это лучшее ты сам лично затаптываешь грязными сапогами, заталкиваешь куда подальше, лишь бы только не встретиться взглядом с собственной совестью, с собственным маленьким "я", которое когда-то было точно так же уничтожено и раздавлено им самим. И сейчас Хан шел в сторону пристройки, где так и осталась жить его дочь, и с каждым шагом чувствовал, как гулко бьется сердце в груди. Ведь он идет снова причинять боль, он идет и несет с собой страдание.